— Школьные друзья остались в прошлом, после того как я поступила в вуз, там особо никого не было. Времени не хватало, я училась. А что касается влюбленности, у меня ее не было.

— Интересно и неожиданно, — совсем другое ожидал услышать, девочки любят о себе поговорить. А тут… ничего из того, что я раньше слышал.

— Почему?

— Ну, потому, что у вас здесь без этого юность не проходит.

Она приподняла брови и спросила:

— А у вас тогда, как же, разве не так?

— Нет, хлва* (сладкая), у нас девушки ходят в платках. С мужчинами вот так, запросто не общаются, а тем более на равных. Не ходят в открытых нарядах.

— Да… Я не могу сказать, что не знаю, как живут женщины на Ближнем Востоке. Но в каждой стране по-разному же, есть различия. Вот ваши женщины, если носят платки, то в некоторых странах паранджу, такое я, разумеется, знаю, но особо не углублялась.

— А зря… никогда не знаешь, когда может пригодиться.

Она немного нахмурилась, осмысливая это я к чему… А я ответил на ее вопрос:

— Нет, наши женщины могут носить и то и другое.

— А-а… понятно.

Проходит секунда, у нее расширяются глаза, и она спрашивает:

— А ты женат?

— Нет, — усмехнувшись, ответил я. И мне показалось, что я услышал ее облегченный выдох.

— А сколько у тебя будет жен? — запрокинув голову, я засмеялся, а потом спросил:

— Тебе не кажется, что ты плавно перешла с моих вопросов на свои?

— Это называется общение, — улыбнувшись, остроумно ответила она.

— Угу… — тоже улыбаясь, говорю ей. — Мне нравится наше общение, — и она сразу смутилась. — И смущение твое, тоже нравится.

— Амир… не надо.

— Почему? Разве я не могу высказать свою симпатию девушке, которая мне очень нравится?

Она опустила глаза и сказала:

— Можешь… Только, для меня, все равно, это выглядит странно.

— Скажи, что именно?

— Скажу… например, мое нахождение здесь, нездоровый интерес начальника, вдруг из всех девушек столицы он выбирает меня.

И после всего сказанного она поднимает голову и смотрит пронзительным серо-голубым взглядом на меня, который сшибает с ног и лишает дара речи. «Твою мать… что за девочка… она хоть понимает это…», — поднимаюсь с дивана и иду на нее, а она смотрит на мое приближение к ней, приподнимая голову.

— Иди сюда, — взяв ее за руки, предлагая встать, что она и сделала.

— Пойдем со мной.

Иду с ней через холл, подвожу к большому зеркалу, сам становлюсь сзади и говорю:

— Посмотри на себя.

— Что ты делаешь? — спросила меня Юна.

— Не задавай вопросов, просто посмотри на себя, — она выполнила то, о чем я попросил. — Знаешь, — положил ей руки на плечи и продолжил: — В идеале, если бы ты сейчас смотрела на себя обнаженную. Не стоит напрягаться, ничего такого делать не собираюсь. Я сказал, что в идеале. Уверен, что под одеждой, ты еще красивее, чем есть. Юна, ты права, у меня непростой интерес к тебе… и это правда. Ты не видишь моими глазами. А я вижу перед собой не просто самую красивую девушка столицы, но еще и уникальную девушку… ты не видишь, какой ты бриллиант, я не могу пройти мимо и оставить какому-нибудь Ивану забрать его. И если до сих пор Иван этого не сделал, значит, он глупый, и принял редкий бриллиант за стекло.

— Почему ты так говоришь? — тихо спросила она, глядя на меня через зеркало.

Погладив ее плечи, спускаясь до середины рук, сказал:

— Потому что это правда, ты редкая красавица… бльдэ хло* (моя сладкая).

Сам не знаю, как это вышло, но все, что я сказал, чистая правда. Каждому бриллианту свой огранщик.

— Повернись ко мне…

Амири* — с арабского — мой принц

Бльдэ фатат хлоа* — с арабского — моя сладкая девочка