Я корчу гримасу.

― Разрешение? Мы в штате Нью-Йорк, в штате свободы и права.

Интересно, сходит ли когда-нибудь с его лица это стоическое выражение, даже случайно? Он был бы намного красивее, если бы иногда улыбался.

― В моем доме все работает по-другому. Можешь забыть о работе.

На мгновение все, что я могу сделать, это моргнуть на него. Мне требуется несколько секунд, чтобы понять, что он сейчас абсолютно серьезен. Я начинаю громко смеяться ему в лицо.

― Очевидно, я живу, чтобы развлекать тебя?

Его сарказм меня просто бесит. Я практически чувствую, как моя кровь закипает.

― Это не долбанные пятидесятые. Ты не можешь запретить мне работать, потому что я женщина.

― Разве я это сказал? Что моя причина кроется в том, что ты женщина?

― Тогда почему ты лишаешь меня и этого?

― Потому что я так хочу. Ты больше не будешь ходить на работу, Лилиэн.

Я буквально падаю от смеха, но мне повезло, что я могу ухватиться за столешницу, иначе я была бы уже на полу. Когда я снова смотрю на Эйса, на его лице все то же спокойное и уверенное выражение. Он не сдвинулся с места ни на дюйм. Но и он женился не на слабачке, и это его первая ошибка.

― Я не знаю, что смешнее, ― размышляю я, постукивая пальцем по губам для пущего эффекта. ― Что эти слова слетели с твоих губ, и тебе даже в голову не пришло, каким женоненавистническим придурком ты кажешься, или что ты правда думаешь, что я действительно буду выполнять все, что ты скажешь.

Он едва заметно качает головой.

― Безнадежная, как я и сказал. Ты не учишься на своих ошибках.

Он достает из кармана телефон и несколько раз проводит по экрану большим пальцем. Абсолютная уверенность в его позе заставляет мой желудок тревожно сжаться. Он без сомнения уверен, что я буду играть по его правилам.

Почему?

Что он задумал?

Когда он поворачивает мне экран, у меня сводит живот.

Мудак.

Мудак.

Это запись с камеры наблюдения, которая направлена на мой дом. Но я пугаюсь, когда она начинает приближаться к кухонному окну, чтобы показать Дениз, затем камера отдаляется и снова приближается к другому окну, моей Мари, которая расхаживает по комнате с учебником в руке. Мое тело холодеет, потому что я знаю, что это не пустая угроза. Такие люди, как Эйс, имеют ввиду именно это, когда говорят, что причинят боль людям, которых ты любишь.

― Пошел ты, ― выдыхаю я.

Я едва могу видеть его сквозь слезы в моих глазах, но я все равно смотрю на него. Он снова кладет телефон в карман брюк, выражение его лица по-прежнему не меняется.

― Надеюсь, я достаточно выразился?

― Что, черт возьми, ты вообще получишь, держа меня взаперти в этом доме?

― Я не обязан тебе ничего объяснять.

― Серьезно? Ничего, что я твоя жена.

Он сокращает оставшееся расстояние между нами так внезапно, что моя злость на мгновение угасает. Гнев сменяется настороженностью, когда он поднимает руку над моей головой, чтобы положить ладонь на шкафчик позади меня. Я чувствую себя в ловушке. И я бы оттолкнула его, но меньше всего, я хочу к нему прикасаться.

― Ты моя жена на бумаге, и это все, что ты когда-либо получишь от меня.

― Тебе не нужно напоминать мне, какой ты муж. У тебя есть отличная способность, всегда выглядеть придурком.

Я могу поклясться, что в его глазах что-то мелькает на краткий миг. Возможно, развлечение, но , скорее всего, мне это показалось, потому что оно сразу же сменяется ледяным взглядом. Подушечка его указательного пальца ложится мне на подбородок, и он приподнимает мою голову, пока я не смотрю на него снизу вверх.

― Повторяй за мной, ― говорит он тихим голосом. ― Я закончила свою работу.