Как выяснилось, не слона. Это проснувшаяся Элиза умудрилась грохнуть подвесной посудный шкаф. По крайней мере, такой вывод можно было сделать из ее ругани. Вздохнув и потянувшись, я села. Разом свалились на пол и куртка, и плед. Пледом меня явно накрыла сестрица. Надо же, недолгое одиночество пробудило в ней сострадание?

Если я выживу, эту неделю помечу в календаре. Такая жирная, чернильно-черная полоса, после которой просто обязано наступить безоблачное счастье. Главное, чтобы это счастье настигло меня при жизни, а не на небе.

В комнату вошла Элиза. Легким, пружинистым шагом возмутительно здорового человека. Она несла поднос с чашками и печеньем и казалась довольной собой и жизнью.

— Доброе утро, Мэнди, — негромко сказала она. — Я приготовила успокоительный сбор.

— Это ты прямо вовремя сделала, — протянула я. — То, что нужно этим утром. Как давно ты ходишь?

«Как давно ты мне лжешь», вот что значил мой вопрос на самом деле, и сестра это поняла. Поставив поднос и сев напротив, она произнесла:

— Позволь мне объясниться. Я знаю, ты можешь быть острой на язык. Но… Я виновата, видит Небо, виновата перед тобой. Именно поэтому я не стала пытаться врать, что встала только сегодня. Что увидела твою грязную, рваную одежду и так испугалась, что смогла встать.

— Я бы не поверила.

— Но и подкопаться к этой версии было бы практически невозможно, — хмыкнула Элиза. — Но я не буду врать. Больше это не имеет смысла.

Ей успокоительный сбор пригодился куда больше, чем мне. Отпивая крошечные глотки и смаргивая слезы, Элиза рассказывала историю простого человеческого идиотизма.

— Наши родители, твой отец и моя мать, хотели как лучше. И лучшее они видели в моем браке с наследником рода Оран.

А я вспомнила слова рыжей дежурной в клинике «заведующий вейскским целительским корпусом. Зирт Оран».

— И знаешь, он был довольно мил. — Элиза отставила в сторону чашку и утерла ладонью слезы. — Галантен, дарил цветы, водил в театр. Ты в это время догрызала науку и готовилась выходить на работу. А дальше…

Я кивнула, а дальше случилась авария. Отец успел пристроить меня в контору и погиб. Вместе со своей женой, матерью Элизы.

— От интарийцев нам достались не только прогрессивные законы, но и институт «младших жен».

Кто-то может подумать, что если есть младшая жена, то будет и старшая. Нет, отнюдь. Правильно говорить не «младшая жена», а «младшая в семье». Не имеющая права голоса, целиком и полностью зависящая даже не от воли мужа, а от решений главы рода. Для чего это нужно интарийцам — неизвестно, но люди быстро нашли способ использования такого брачного обряда.

— У меня сильный колдовской дар, — продолжала рассказывать Элиза, — и впереди сверкало счастливое будущее. Ученичество в клинике и последующая работа маго-педиатром. Вот только родители оставили договор в подвешенном состоянии, и господину Орану-старшему удалось вывернуть его в свою пользу. Первое, что он сделал после похорон, — запретил мне ученичество. Мое здоровье не должно быть подорвано, ведь ему необходимо не менее пяти внуков.

Я подтолкнула к ней свою чашку. Пятеро детей — это смерть для магического дара. Всякий раз, как ведьма вынашивает ребенка, она делится с ним собственной магией. Двое детей — вот тот максимум, который позволит матери остаться на прежнем уровне магической силы.

— Тогда же я заявила на тебя, что это ты подстроила аварию. Я хотела, чтобы и тебе было плохо — ведь твою волю родители не насиловали, не принуждали тебя к браку с незнакомым человеком. Оставив в итоге практически рабыней, заложницей чужой семьи. Прости меня, если сможешь.