Хотелось выкрикнуть в холеное лицо Фелисы, если это честь, отдала бы Гелсарту одну из своих дочерей! Но Геста понимала, кричать и пререкаться с царицей бессмысленно. Все решено, все довольны. Она кивнула, принимая неизбежное. Раз уж будущее предрешено, бояться теперь нечего.

Спросила только:

– Я могу продолжать занятия с наставником?

Говорят, в последней просьбе не отказывают. Фелиса смягчилась и материнским тоном проговорила:

– Можешь.

***

Девчонку увела прислуга. Отмывать и отскребать, чтобы та не пахла конюшней. Фелиса осталась в большом зале с мужем одна. Прошло уже десять минут, а он все так же безмолвно стоял спиной у окна, наконец царица не выдержала, заговорила первой.

– В конце концов, это действительно великая честь нее, – начала она. – Геста войдет в семью самого могущественного из царей. И…

Мелиар резко обернулся и, тяжело ступая, вышел из зала.

Фелиса даже испугалась, в глазах мужа не было ничего человеческого.

К вечеру весть о том, что чудовище, которому каждый год платили дань смертниками, обзаведется невестой, облетела весь Белор. Народ, конечно, всегда знал, чья она дочь, но чтобы вот так, враз признать ее царевной…

Нет, никто не смел осуждать государя Мелиара, но все замерли в каком-то суеверном ужасе, очень уж символично все это было. И по городу поползло странное слово: жертва.

Гесте об этом, разумеется, ничего не было известно, ее жизнь круто изменилась. Теперь весь неполный месяц, оставшийся до приезда сборщиков дани, ей предстояло провести во дворце, что само по себе было тяжело, потому что здесь ее, мягко говоря, не любили. К тому же она вся извелась, изнывая от неизвестности, ведь царица вряд ли оставила бы Тигарда безнаказанным. Единственная радость, вечером должен был прийти наставник Лесарт.

К назначенному часу Гесту, вымытую до скрипа и одетую в длинное платье из зеленого шелка, привели в малый покой для посещений. Она сидела, боясь шелохнуться, подавленная всем: переживаниями, этим непривычным платьем, атмосферой, страхом зацепить что-то и испортить. И еще больше добавляли тоски те узкие туфли, что ей выдали вместо ее растоптанных чувяков.

Но как только дверь отворилась и в проеме показался Лесарт, девушку будто подкинуло с места:

– Наставник! – и кинулась к нему на шею.

Он немного опешил, неловко расставив руки, словно боялся ее коснуться и отшутился:

– Чем это я заслужил, чтобы меня обнимала царская дочь?

– Тем, что вы есть, – шепнула Геста ему в плечо.

– Ну-ну, будет… Ты посмотри лучше, кого я тебе привел, – проговорил он.

Она отстранилась в недоумении. А в следующий миг у нее чуть не выскочило сердце от нежданной радости. За спиной наставника стояли старший конюх Ким с женой Селлой, ее приемные родители. И глаза у них такие взволнованные. Тревога за нее и нерешительное желание заговорить, и страх сделать что-то не так, все-таки она теперь царская дочь. Геста еле сдержалась, чтобы не разрыдаться и кинулась обнимать обоих.

– Мама, папа! А как там Ти? С ним все в порядке?

– Что с ним сделается, – Селла махнула рукой, а потом всхлипнула, закрыв рот ладонью, по щекам потекли слезы. – Не уберегла я тебя, девочка моя…

– Ну что ты, мама! Со мной все хорошо.

И вдруг поняла, что приемные родители испуганно застыли, глядя куда-то ей за спину. Геста медленно повернулась, в дверях стоял царь и смотрел на них тяжелым взглядом. Будто морозом среди майского дня повеяло, и сразу все хорошее настроение слетело, как лепестки с цветущих вишен. Геста склонилась перед царем, конюх с женой стали молча кланяться и быстро-быстро вышли. Остался одни Лесарт, так и не склонивший перед царем голову. Царь смерил их нечитаемым взглядом и ушел.