– Пошли ко мне. Я тебе фотки покажу.

– Ты маньяк?

– А ты еще не слышала слухи обо мне?

– Какие слухи? – перестала закрывать дверь и выглянула в коридор.

– Да так. Никакие. – Не уверена, что мне удалось его смутить своим вопросом, но, кажется, он пожалел о том, что сболтнул лишнее. – Тебе завтра к какой паре?

Захлопнула дверь и решительно повернула замок.

И чем мне Лисовский не нравился? Тот хотя бы приставал по вполне понятным причинам. А этот?

Маньяк. Точно маньяк.

9. 8. О том, как Утенок впервые увидел лебединую стаю

Следующие несколько дней из дома я выходила очень осторожно. Сначала в щелку между дверным косяком и дверью подъезда высовывался мой нос, принюхивался к наличию чужого одеколона, потом выглядывал правый глаз, просматривал крыльцо и ступеньки, следом за ним появлялся левый, вместе они сканировали двор на нежелательное присутствие Лебедей разной степени неадекватности, и только потом на улицу вышагивал перепуганный Утенок.

Но, к счастью, Максим, похоже, потерял ко мне интерес. Я его не видела ни в доме, ни в академии. На его странице инстаграма появлялись новые снимки, мой опускался в ленте.

В группе я заняла нишу странной, необщительной девочки-тени. Надо мной никто не смеялся, не унижал, но и не замечал. Словом, моя жизнь медленно начала налаживаться: Лисовский остался в прошлом, как и одноклассники, Лебедь больше не пытался меня выслеживать, а я погрузилась в учебу. И последняя стала моей новой головной болью.

Я не без оснований боялась вылететь из академии, не дожив даже до первой сессии. Ближайшие полгода нам с однокурсниками предстояло вновь встретиться с такими общими дисциплинами, как история, русский язык и математика. Да, назывались они теперь красивыми названиями вроде «высшая математика», но суть была та же. Мои головные боли вроде интегралов, истории великих сражений да приставки «не» догнали меня в вузе. И от этой встречи я чуть ли не рыдала. Особенно когда все преподаватели в один голос и с первых же слов заверяли: «На второй семестр ты не пройдешь!» Конечно, кричали они не мне лично, а угрожали всей группе, но воспринимала я это именно на свой счет. Однокурсники, кажется, даже внимания не обращали, я же вздрагивала каждый раз, вспоминая все школьные неудачи как с публичными выступлениями и решениями математических задач, так и с письменными заданиями и запоминанием дат.

Специализированных предметов была всего пара штук, но и на них рассказывали совсем не то, что я ожидала. Ремеслу дизайнеров нас никто и не собирался обучать, кажется, раньше второго курса, а то и вообще третьего. Сначала предстояло вновь освоить общие дисциплины, и от этого опускались руки, голова, и рушились надежды на славное будущее в желанной профессии.

Я очень не хотела провалить первую сессию, но точно так же совсем не представляла, как буду ее сдавать, если за последние два школьных года не смогла освоить то, что теперь нам попытаются втолковать за четыре месяца.

Мной овладела паника. Я пыталась читать учебники, не понимая слов, и совершенно по-глупому заучивала формулировки, значения которых до меня не доходили. Оля крутила пальцем у виска и говорила, что я рехнулась со своей учебой. Папа ободряюще похлопывал по спине и говорил, что решение вложить деньги в мою учебу, а не в очередную пару сапожек для сестер-сороконожек, лучшее за последние годы.

На меня перестал давить Лисовский и его компания подпевал, но легче жизнь от этого не стала. Теперь наседали седовласые профессора академии. Если мне казалось, что в школе учиться трудно, то к уровню вуза я оказалась совсем не готова.