На одном из ужинов я как бы невзначай расспросила маман о Шарлотте, увлекая ее в приятные воспоминания юности, состоящие из вынужденных поездок из Китерополя в Рагонду и обратно – княгиня Эдинтер происходила из семьи талантливого графа-толмача, оказывающего услуги переводчика по просьбе высшей знати обеих стран.
Так вот, фрау припомнила как «бедняжку Шарлотту» в свое время знатно покусали рагондские дамы, обмусолив ее положение бесприданницы, невоспитанной иностранки и в целом не ровни благородным леди. Видимо, графиня Кэрроб урок усвоила, а потому поспешила отдалиться от «цивилизованного общества», как бы в насмешку противопоставляя себя ядовитым цветам новой родины. Не сломалась и не побежала заслуживать одобрение обидчиков, едва набрала силу и расцвела как светская львица, за что ей честь и хвала.
И это не единственное краткое досье, лежащее на моем столе уже пятый день.
– Ита, отец вернулся?
– Нет, фрейлен, его сиятельство задерживается на службе. Могу я вам чем-нибудь помочь? – вытирающая пыль горничная тяжело вздохнула, окидывая взглядом количество бумаг на моем столе.
– Не стоит. Просто сообщи, когда экипаж подъедет к воротам. Впрочем… Скажи, что тебе известно о бароне Виргейме?
– Ничего, госпожа, – быстро откликнулась она, отворачиваясь к полкам.
– А если не лгать? Слугам известно больше, чем вы привыкли раскрывать господам. Ну же, Ита, обещаю не сердиться, что бы там ни было.
Расспрашивать слуг об их господах научила меня случайность. Однажды спускаясь с третьего этажа, прихватив библиотечные книги, я случайно услышала перешептывания горничных о том, что в доме одной виконтесс, чей особняк находится выше по улице, завелся новый молодой лакей, донельзя симпатичный и улыбчивый. А потому все местные служанки и даже обычные горожанки стремились мелькнуть рядом со столичным особняком виконтессы, дабы взглянуть на новую знаменитость рабочего класса. Ну и приглянуться ему заодно.
– О бароне мало что известно, – нехотя ответила она. – Мы же так, сплетничаем по случаю, а не в профсоюзах состоим и на собрания не ходим, как рабочие на ваших фабриках. Так вот, барон нелюдим, не жалует гостей и дружен только с двумя другими лордами. Еще он недавно купил шахту на севере королевства, но вы и сами наверняка прочитали об этом в журнале.
Я покосилась на стопку журналов о роскошной жизни аристократов – скандальных изданиях, держащихся исключительно на жажде богатых сплетничать и следить за жизнью друг друга. Полезные вещицы, если делить прочитанное надвое.
«Нелюдим» – дописала я в импровизированную анкету, на редкость сухую и лаконичную, положив скрепленные листы в остальную стопку.
В противовес этой скупой характеристике «личное дело» графа Джеймса Бридена – друга Виргейма – набрало более шести листов рукописного текста. Да, лощенный красавчик с сальными шуточками заслуживал целого талмуда, посвященного его личности, семье и светской жизни. Мы пересекались с этим мачо местного разлива еще пару раз на ничего не значащих прогулках с Амелией по центру столицы и чаепитии одной из баронесс. И каждый раз граф пытался привлечь мое внимание неумелыми остротами и двусмысленными комплиментами, заставляя лишь раздраженно закатывать глаза.
– Спасибо, можешь идти.
Наисложнейшей задачей оказалось запомнить всех многочисленных дам и господ, активно врываясь в высшее общество. Не буду лукавить, мне нравилось блистать: носить красивые платья, сверкать драгоценностями и приседать в безупречном книксене, который я тренировала до умопомрачения наравне с местными танцами, по ночам неуклюже топча ковер. Но вся эта мишура ни на минуту не отрывала меня от главного дела.