— Мне нужно идти.

Он встает, и я с невероятной проворностью вскакиваю следом:

— Если уеду, как я смогу тебя найти? Где твой дом? Ты так и не сказал! Ты ничего не рассказал о себе!

Сорока медлит и хмуро озирается по сторонам:

— Слушай, я устал. Я должен уйти. Не ходи за мной, ладно? — Он прячет руки в карманы джинсов и сбегает вниз по розовеющему склону. Пара шагов — и знакомая футболка исчезает в мутных клубах предрассветного тумана, разлившегося у подножья и ползущего по полю.

Я наклоняюсь, судорожно нашариваю в сырой траве трость и, чертыхаясь, изо всех сил кричу в пустоту:

— Мы еще увидимся, Сорока?! — Но мой голос поглощает белая мгла.

***

21. 21

Туман залил все вокруг, ограничил видимость парой метров, особенно плотно сгустился над рекой и старым сельским кладбищем.

Мучительно вглядываясь вперед, я пытаюсь увидеть и нагнать Сороку, но ноги не способны идти быстрее, сломанные кости ноют и умоляют остановиться.

— Ну и черт с тобой! — Я рычу. — Я никогда не бегала за парнями, слышишь?!

Утренний мир утопает в безмолвии.

У околицы маячат сонные дома, за забором крайнего из них лениво брешет собака, и лай вновь сменяется шорохом щебенки под кедами и стуком верной трости.

Холодный воздух ключевой водой вливается в легкие. У палисадника с ковром из цветов я мешкаю и, закусив губу, осторожно двигаю щеколду, проникаю во двор и бесшумно затворяю калитку. Поднимаюсь по ступеням крыльца и тут же вскрикиваю — бледная Ирина Петровна, скрестив на груди руки, встречает меня в коридоре:

— Ну, и где же вас носило, мадам? — грозно вопрошает она. — Надеюсь, оправдания будут действительно годными, или я за себя не ручаюсь.

Вжимаю голову в плечи — за разговорами с Сорокой я даже не подумала, что кто-то станет за меня переживать. Жизнь отшельника все же наложила на личность несмываемый отпечаток, и сейчас я себя просто ненавижу.

— Мне девятнадцать, алло! — пытаюсь наступать, но тут же сдуваюсь и мямлю: — эм… я просто гуляла. Помните, я вам про Мишу рассказывала? Так вот, я гуляла с ним.

— Голова раскалывается… Твое счастье, что для квартального отчета еще не время и я смогу вздремнуть на работе! Проходи. — Зевая, Ирина Петровна скрывается в глубине дома, откуда через минуту доносится урчание кофеварки.

Разуваюсь и просачиваюсь в ванную, раздеваюсь и подставляю макушку под струи прохладной воды.

Совсем как год назад, когда я была нормальным человеком… На периферии зрения мелькают неясные тени, отрывки сновидений взвиваются хороводом — сказывается ночь, проведенная без сна.

— Ирина Петровна, простите меня. Но мне нужно поспать! — мычу я, вплывая на кухню с полотенцем на мокрых волосах.

— Хорошо. Вечером поговорим. Обещаю, убивать не буду! — Она строго смотрит снизу вверх и усмехается: — Ай да Влада! И среди трех с половиной бабусь нашей деревни умудрилась найти кавалера. Что же скажет твой парень?

Мне больше не хочется врать, прикрывая собственную никчемность видимостью благополучия, и я сознаюсь:

— Нет у меня никакого парня. А сестра умерла.

Прислоняюсь к дверному косяку и жду чего угодно — испуга, соболезнований, жалости, но Ирина Петровна вертит в руках пузатый бокал с вином и тихо отвечает:

— Я знаю. — Она не дает мне окончательно впасть в шок и, откинувшись на спинку венского стула, поспешно добавляет: — Я же продвинутая тетка. Как только ты заикнулась об аварии, я нашла в интернете подробности. Потому и рассказала тебе о своем папе.

Солнечный луч ползет по подоконнику, в столбе света сверкают пылинки. В глаза словно насыпали песка, в мозгу отяжелели все мысли.