Недалеко от маленького городка под названием Уотерсвилл в Грин-Каунти, милях в четырех от этого скромного центра деловой жизни, была густо заросшая деревьями скала, известная в тех местах как Ред-Клифф; обрывистый склон ее, отвесная стена из красного песчаника, наверное, в сотню футов высотой, нависал над лежавшей далеко внизу (в полумиле, а то и больше) долиной, где простирались тучные поля кукурузы и фруктовые сады. С противоположной стороны к обрыву вел пологий косогор с леском из берез, карий и ясеней, который причудливо пересекали под разными углами следы тележных колес. Старый Райфснайдер так привык теперь к открытым просторам, что в погожие дни имел обыкновение устраиваться на ночлег в таких рощицах, как эта, и поджаривать себе бекон или варить яйца у подножия какого-нибудь дерева, прежде чем улечься спать. Временами неглубокий беспокойный сон его обрывался, едва начавшись, и Генри шел всю ночь. Но куда чаще, разбуженный лунным светом, резким шелестом ветра в листве или любопытным ночным зверьком, сидел и размышлял, а после продолжал свои поиски под луной и во тьме. Странное, полудикое, свирепое с виду, но совершенно безобидное создание, он испускал вопли на безлюдных скрещениях дорог, глядел на темные дома с закрытыми ставнями и брел туда, где надеялся отыскать свою Фиби.

То затишье, что наступает в два часа пополуночи, когда биение сердца земного шара ненадолго замирает, неизменно прерывало сон старого Генри, хоть он не всегда пускался в путь, а нередко сидел и предавался раздумьям в темноте или под звездами. Порой в его воспаленном мозгу возникали видения: ему чудилось, будто среди деревьев мелькает фигура его покойной жены, – тогда он вскакивал и бросался за ней, прихватив с собой трость и нехитрую походную утварь, неизменно перевязанную бечевкой. Когда ему казалось, что Фиби слишком уж легко ускользает от него, Генри пускался бежать или умолял ее вернуться; иногда воображаемая фигура внезапно исчезала из виду, тогда он в страхе останавливался и, глубоко огорченный, сокрушался о непреодолимых препятствиях, возникших на его пути.

На седьмой год этих безнадежных скитаний, в начале весны, такой же, как та, что стала последней для его жены, старый Райфснайдер подошел как-то вечером к рощице на косогоре перед скалой Ред-Клифф. Сюда привел его магический жезл – трость, подброшенная в воздух на перекрестке. Генри прошел много-много миль. Был уже одиннадцатый час, и он очень устал. Долгие странствия и недостаток пищи истощили его, он казался тенью прежнего себя. Теперь уже не столько физическая крепость, сколько стойкость духа поддерживала в нем жизнь. В тот день он почти ничего не ел и, измученный, уселся на траве в темноте, чтобы отдохнуть, а возможно, и поспать.

В этом месте его охватило странное, неясное чувство, что жена где-то рядом. Теперь уже недолго осталось ждать, заверил он самого себя, хотя многие месяцы все его поиски были тщетными, скоро он ее увидит, поговорит с ней. Какое-то время спустя он забылся сном, склонив голову на колени. В полночь взошла луна, а в два часа пополуночи, когда сон его был особенно чуток, большой серебряный диск ее сиял между ветвями деревьев на востоке. Свет был таким ярким, что Генри открыл глаза; серебристые тени дрожали на его ногах, призрачные силуэты деревьев мерцали причудливым жемчужным блеском. Как всегда, им овладела навязчивая мысль, будто Фиби здесь, рядом, и он настороженно огляделся, предвкушая скорую встречу с ней. Что привлекло его жадный взгляд? Легкое движение теней на окутанной полумраком тропинке, которая привела его сюда, бледный блуждающий огонек, грациозно скользнувший среди деревьев? Игра теней и лунного света придавала какую-то странную таинственность призрачным болотным огням или танцующим светлячкам. Неужто это и вправду его пропавшая Фиби? Огонек отдалился и исчез, потом снова мелькнул, уже близко, и воспаленному воображению Генри представилось, будто он различил во мраке глаза жены, но не той Фиби, которую он видел в последний раз в черном платье и шали, а удивительно юной, веселой, очаровательной девушки, что он знал много лет назад. Старый Райфснайдер поднялся на ноги. Долгие годы он мечтал об этой минуте, ждал ее, и вот теперь, запустив тощие пальцы в седые волосы, вопрошающе смотрел на слабое пятно света, трепещущее перед ним в листве.