– В том-то и дело, что я сказала!.. – Любаша всхлипнула, однако нового потока слёз не допустила – совладала с собой. – Из-за этого-то Варвара Михайловна и сказала мне вчера оставаться дома – она меня пожалела! Знала, как я не хочу снова самому попадаться на глаза.

– Но как же она-то не испугалась идти на пруд?!

– Так ведь, барышня, есть предание: сам никогда на женщину не нападает. Правда, если женщина молода, он будто бы может утащить её с собой – для всяких срамных дел. Ну, а пожилые ему вроде как без надобности. – Это немыслимое заявление Любаша сделала без всякого намёка на неловкость. – Вот хозяйка без боязни и пошла одна. А теперь – нету её нигде! – И горничная громко шмыгнула носом.

Зине вспомнилась новелла Проспера Мериме «Локис», прочитанная ею в прошлом году. В ней шла речь о том, что медведь будто бы попользовался молодой женой литовского аристократа, которая после этого родила сына со звериными наклонностями. Но неужто кто-то мог воспринимать всерьёз подобные сказки? Впрочем, дискутировать на эту тему с горничной было не ко времени: Николай Павлович ясно дал понять, что опаздывать к ужину крайне нежелательно. А небольшие часы, стоявшие на трюмо, показывали уже четверть восьмого.

– Ну, так в любом случае – твоей вины в исчезновении Варвары Михайловны нет! – заверила Любашу Зина. – Антип сказал: по всем признакам – она в тот день не купалась. То есть на пруду её не было вовсе.

– А вот не скажите, барышня! – воскликнула Любаша с такой горячностью, словно пыталась оправдать себя, а не обвинить. – Купаться-то она, может, и не купалась, только это ещё ничего не значит!

– То обстоятельство, что Варвара Михайловна вчера не переодевалась в купальне, ещё не свидетельствует о том, что она вовсе не приходила на пруд.

Андрей Иванович Левшин, полицейский дознаватель, почти в точности повторил слова горничной Любаши – сам того не зная. Теперь титулярный советник сменил своё партикулярное платье на мундир с серебряными погонами – как видно, привёз его с собой в «эгоистке». И они четверо сидели сейчас за длинным столом, покрытым белой льняной скатертью, в столовой, освещённой несколькими олеиновыми лампами. Николай Павлович расположился во главе стола; по правую руку от него восседала его тётушка Наталья Степановна; место слева от него пустовало; а на некотором отдалении от этих двоих – но точно друг напротив друга – усадили Зину и господина Левшина. Ужин длился уже почти час, и Фёдор, прислуживавший за столом, только что подал десерт: бланманже в креманках.

На слова титулярного советника первой среагировала Наталья Степановна.

– Хотите сказать, милостивый государь, – произнесла она внятным, совсем не старческим контральто, – что Варенька могла до купальни не дойти, а по дороге упасть в пруд и утонуть?

И Зина подумала: сейчас эта старая женщина более всего смахивает на бессердечную графиню из пушкинской «Пиковой дамы».

– Да что вы такое говорите, matante! [1] – воскликнул Николай Павлович, но посмотрел при этом не на свою тётю, а на Зину – с каким-то болезненным выражением, как той показалось. – Уверен, что вскоре это недоразумение разрешится и мы Варвару Михайловну отыщем!

А вот Андрей Иванович Левшин, нисколько не чинясь, продолжил развивать свою мысль. Слов хозяина дома он будто и не слышал.

– Я, как полицейский дознаватель, обязан исследовать все возможности. Так что я уже вызвал сюда на завтрашнее утро двух городовых, которые привезут с собой большой бредень. С ним они пруд и обследуют – чтобы уж никаких сомнений не осталось.