– То есть на пруд бабушка моя не приходила вовсе?

– Я чаю, так. Барин, Николай Павлович, поднял людей, и они до самой темноты обшаривали всё в усадьбе. А утром, едва рассвело, принялись искать по новой. Но всё – без толку. Словно сквозь землю ваша бабушка провалилась. Когда барин меня за вами посылал, люди всё ещё Варвару Михайловну искали. Но я знаю, – он понизил голос, как если бы на пустынной дороге кто-то мог их услышать, – что утром барин отправил нарочного в уездный город – в полицейское управление. Так что… – Фразу Антип не закончил, однако Зина и без того уловила ход его мыслей, ничего больше спрашивать не стала.

И дальше они ехали в полном молчании.

Зина задумалась так глубоко, что заметила изменение пейзажа вокруг только тогда, когда просёлочная дорога, по которой они катили, сделалась более гладкой – ландолет перестало встряхивать на ухабах. Тут только дочка священника огляделась по сторонам и увидела: они катят уже не мимо засеянных полей, а вдоль чугунной усадебной ограды, сажени в полторы высотой. И впереди уже виднелись две белые башенки: будки для привратников, располагавшиеся справа и слева от въездных ворот. Они составляли то немногое, что Зина ясно помнила после единственного своего приезда в Медвежий Ручей – состоявшегося четырнадцать лет назад. Как помнила она и то, что железные дверцы на обеих будочках запирали большие висячие замки: никаких привратников в усадьбе не держали давным-давно.

– Ну, вот, барышня, – с деланой весёлостью проговорил Антип, – мы почти что добрались.

Он свернул к воротам с распахнутыми створками, и ландолет проехал мимо двух башенок, штукатурка на которых местами облупилась так, что взгляду открывалась краснокирпичная кладка под ней. Да и на запертых железных дверках из-под зелёной краски виднелись рыжие пятна ржавчины. И вплотную к башенкам подступали густые заросли боярышника. Причём ягоды на кустах уже налились глянцевой багровой спелостью, а листья пожухли, словно стоял конец сентября, а не августа.

Зина мимолётно удивилась такой картине. Со слов родителей она знала, что второй муж её бабушки, Николай Павлович Полугарский, за которого та вышла много лет назад, после смерти родного Зининого деда, слыл человеком отнюдь не бедным. Успешный книготорговец, он отошёл от дел около семи лет назад, вскоре после того, как ему исполнилось шестьдесят. И, надо полагать, у него имелись средства, чтобы привести ворота фамильной усадьбы в более опрятное состояние. Да и Зинина бабушка, Варвара Михайловна, могла бы за этим проследить.

Однако, едва подумав об опрятности, Зина тут же всполошилась. Она ведь так и не собралась привести в порядок растрепавшиеся волосы и поправить съехавшую шляпку. И сейчас, когда ландолет катил по широкой липовой аллее к господскому дому, девушка принялась на ощупь, без зеркальца, заправлять под шляпку выбившиеся пряди чёрных волос. А потом попыталась придать правильное положение и своему скособоченному головному убору.

Удивительное дело: едва они очутились на усадебной аллее, сам воздух вокруг словно бы переменился. Благодатная летняя свежесть, которую источали после ливня окрестные поля, пусть даже и слегка побитые градом, как будто вся осталась за воротами. А здесь, в Медвежьем Ручье, их обдувал при движении такой сухой и горячий ветерок, будто они оказались возле раскалённой печи. Если в усадьбе и накануне царил такой же иссушающий, неестественный зной, то становилось понятно, почему никто не удивился желанию Зининой бабушки искупаться под вечер.