– Да-да, я приеду. Сегодня-завтра навещу вас в новом доме! Как вы, уже обустроились?

– Более-менее, твоя помощь не помешает.

– Всегда рад помочь, ты же знаешь...

– Знаю, – слукавила я. – И нам стоит поговорить о нашем сыне.

– Что с ним? Ты ведь вроде сказала, что с ним все в порядке.

– Физически он здоров, но я думаю...

– Что значит, физически? Ты на что намекаешь? – Голос в трубке сделался недовольным.

– Я только хотела сказать, что...

– Так, Лу, подожди, мне надо бежать. Я приеду сегодня, вот и поговорим! И не придумывай всякие глупости, умоляю, ты всегда была в этом сильна. С нашим мальчиком все в порядке! Ты поняла?

Я снова кивнула. И сразу поправилась:

– Да.

– Вот и славно. До встречи, любимая!

– До встречи, Элиас.

Я нажала отбой и обхватила плечи руками. Пора бы привыкнуть, что Элиас такой, какой есть: поверхностный, не приемлющий чужих мнений, особенно если мнение это расходится с его собственным. Но мы столько лет были вместе, что я, изучив его досконально, все-таки каждый раз мечтала о чуде. Еще чуть-чуть и он станет мудрее, терпимее и ответственней, заживет одной с нами жизнью, перестанет вращаться в другом темпе на соседней в нами орбите... Но годы шли, а чудо никак не случалось.

Сначала, когда я забеременела в семнадцать, он сказал: «Подождём твоих восемнадцати и поженимся». Я поверила, окрыленная счастьем и мыслью о том, что такой человек, как Элиас, душа компании, весельчак, вообще заметил меня, тихоню в очках.

В восемнадцать, когда родился наш сын, он сказал: «Нам обоим надо учиться. Скопим денег на пышную свадьбу – только такой ты и достойна, моя милая девочка! – и обвенчаемся в церкви. Все, как положено!»

Я пропустила год после школы, выкармливая ребенка, потом подала документы и поступила, а мама с отцом присматривали за внуком.

Теперь, когда учеба закончена, и Элиас хорошо зарабатывал на новой работе, нам, казалось бы, ничего не мешало узаконить давние отношения, только и здесь нашлась отговорка: «Родная, поженимся, с нас начнут драть такие налоги, что на свой дом нам во веки не заработать. А жить с твоей мамой – уволь, я никогда ей не нравился! Уж извини».

Я давно перестала давить на него, наверное, просто смирилась с той жизнью, которой жила: ожиданием его кратких визитов, подаренных наспех ласк, свиданий с сыном, которому не хватало мужского влияния.

Подруга и мать в один голос твердили, что толку с таких отношений не будет, что я заслуживаю чего-то лучшего, настоящего, но я продолжала надеяться, что отцовские чувства возьмут над Элиасом верх. Хотя кого я обманывала? Томасу было десять, и за все эти годы, самые сладкие и золотые в жизни ребенка, он ни разу не заикнулся о том, чтобы нам съехаться и жить вместе. Давал деньги на все его нужды, дарил мне подарки, но дальше этого мы не продвинулись...

Но сегодня, как никогда, я надеялась, что приехавший навестить нас Элиас поможет мне справиться с поселившейся в сердце тревогой, и даже тот узел, что затягивался внутри, ослабнет, позволит выдохнуть и дышать полной грудью. И я не стану бояться ни светлых глаз в обрамлении темных ресниц, ни падавшей на глаза мальчишеской челки, ни рук, таких нежных, что, порхая по коже, казались бы, верно, трепыханием бабочки, прикоснувшейся к ней.

– Ты звонила Элиасу? – спросила мама, снимая с веревки белье. – Я кивнула. – Он приедет сегодня? – И губы её привычно поджались.

– Он обещал.

– Попроси его навесить в доме гардины. Хоть какой-то да толк от него должен быть!

– Я попрошу.

– И пусть сходит куда-нибудь с мальчиком. Он каждый день о нём спрашивает... Я устала обманывать внука.