– Сколько тебе лет?

– 31, – ответила я, запихивая ему бинтовые тампоны в нос.

– Серьёзно? Я думал, больше.

– Вот спасибо!

– Я не хотел тебя обидеть.

– Ничего. Я тоже думала, что тебе 15 лет, а не 26.

– Зато я талантлив. Меня и таким любят.

– В этом я не сомневаюсь, – кивнула я.

Впервые услышав фортепианные композиции Рейнарда Беллса, я окончательно и бесповоротно влюбилась в них. Это был первый в моей жизни раз, когда я плакала под музыку. Позже я нашла и его песни, спетые в разных направлениях и на нескольких языках.

Около полугода я наслаждалась творчеством молодого исполнителя, пока не залезла в интернет посмотреть, что же это за человек такой, под чью музыку я лью слёзы и чувствую себя живой.

Посмотрела.

«На данный момент певец приостановил творческую и концертную деятельность и проходит лечение в онкологическом центре. Сотни тысяч фанатов верят в скорейшее выздоровление кумира и с нетерпением ждут его возвращения на большую сцену», – такими строками завершалась статья про Рейнарда Беллса.

Рейнард Беллс до болезни. Как вам?

С того момента я осознала свою цель. Не то чтобы я бросила вызов самой себе, но... У меня возникло чувство, что отныне я себе не принадлежу. Это была вовсе не любовь с первого взгляда, я о нежных чувствах и не помышляла, утратив на них право после аборта. Просто поняла, что должна спасти Рея, чтобы хоть как-то оправдать своё существование на земле.

И вот мы летим в Горно-Алтайск. Практически наедине. Помимо двух пилотов с больным должен был лететь дежурный врач, но вместо него лечу я. На ближайшие минимум полгода я и только я единственная надежда Рейнарда на спасение.

Путь нам предстоит долгий, и это я не про пять с половиной часов перелёта.

– Тай-на? – позвал меня подопечный, который ещё минуту назад спал.

– Да?

– Мне надо в туалет.

– Отлично. Вставай.

– Ч-что? Я не могу встать.

– Можешь! Давай, поднимайся, я помогу.

– Но я не могу!

Я отстегнула удерживающие ремни и усадила Рейнарда. Он в страхе смотрел на свои ноги-палочки и мотал головой.

– Как давно ты не встаёшь?

– Не помню. Около недели. Может, месяц. Не помню...

Всё ясно. Наркотики сделали своё дело: затуманили сознание. Обморочный скелетик уже перестал чувствовать себя человеком.

– Всё будет хорошо, Рей, доверься мне. Можно ведь мне тебя так называть?

– Д-да...

– Давай, обними меня за шею и медленно поднимайся. Вот так...

Его ступни в белых носках коснулись пола.

– Ай, холодно... – он тут же попытался сесть обратно.

– Нет, идём. Твоему телу нужно почувствовать холод. Защитная система организма лучше включается, когда ты выходишь из зоны комфорта, – объяснила ему.

– Я же заболею?

– Не заболеешь. Обещаю.

– Ладно.

– О, мы с тобой, оказывается, одного роста, – заметила я, но Рей был поглощён удерживанием себя в вертикальном положении и не слушал меня.

Его трясло, ноги подгибались, но мы упорно продвигались к туалету. Кое-кто не хотел оконфузиться при мне.

Уже оказавшись в кабинке, Рей попытался оторваться от меня:

– Дальше я сам.

– Нет. Так не пойдёт, – я отчётливо понимала, что он не удержит равновесие или вовсе свалится в обморок. – Я понимаю, что это заденет твоё мужское достоинство, но относись ко мне как к врачу, человеку, который тебя лечит и у которого нет пола.

– Это... сложно.

«Разве? Сам же только что сказал, что я выгляжу старше своих лет. Чего стесняться старушку?» – подумала я, но вслух произнесла другое:

– Я много лет проработала с онкобольными, и видом паховых метастазов меня не напугаешь. Мне в любом случае придётся изучить твоё тело. Ты же это понимаешь?