Одна его рука была воздета вверх, другая согнута на уровне талии. Он напомнил мне дирижёра, который скомандовал оркестру: «Внимание!» Но самым любопытным было то, что, стоило нам подойти, как статуя начала светиться.

Это точно были не свечи, статуя словно засияла изнутри. От этого света в храме сразу стало светлее.

 - Протяни руку, прикоснись к руке, - подсказал священник.

Я послушно прикоснулась к той руке Светлейшего, которая была согнута в локте. Свет стал ярче, заливая помещение храма.

Гитен одобрительно кивнул.

 - Вы не солгали. Светлейший разрешает вам воспользоваться гостеприимством храма.

Мы поблагодарили мужчину, и с облегчением выдохнули, когда тот ушёл по своим делам.

 - Так где ты была? – выпалил Тимто.

 Видно было, что он давно умирал от любопытства.

 - Фрам Геманир продал мою совушку из камней. Мы с Беаном открыли счёт в банке и положили под проценты тридцать граев!

 -Тридцать?! Тридцать золотых? – не поверил Тимто.

 - Да, мне очень повезло, что нашёлся фрам, который купил совушку за такие деньги, - сказала я. – Но сразу хочу сказать, что все полагающиеся мне проценты с вклада пойдут на лечение Дарис.

Девочка тихонько вздохнула, и мне показалось, что она плачет под своей повязкой.

Этот пасмурный день закончился очень поздно. Так уж получилось, что кроме тумов фрама Геманира мы почти ничего не собрали, и когда пришла пора идти домой, настроение испортилось даже у меня, которая до сих пор жила банковскими новостями.

Сестра Винавия встретила нас на пороге. По её прищуренным глазам и суровому лицу сразу было видно – Лиро успела проболтаться.

 - Подойдите ко мне, Беан и Николь, - произнесла она голосом, способным заморозить воду в стакане.

Нам, и так продрогшим в сырой одежде, хотелось поскорее переодеться и поесть горячего, но, видимо, ужин нам сегодня был не положен.

Подкатив коляску ближе к монахине, Беан остановился рядом со мной, не желая прятаться. Я улыбнулась ему, сжав руку брата. Я ощущала к этому мальчику неподдельную нежность. В таком маленьком человеке то и дело проглядывали черты настоящего мужчины.

Наши переглядывания были замечены, и монахиня поджала губы, сурово глядя на нас.

 - Она ещё улыбается! – воздев руки, скорбно сказала сестра Винавия. – Светлейший, прости этой девушке её грехи!

 - Мне не в чем каяться, - спокойно сказала я.

Лицо сестры Винавии вытянулось.

 - О, Светлейший! А разве не грех незамужней девушке, пусть даже с вами был брат, уехать кататься с незнакомым мужчиной?

 - Мы ездили по делу, - ответила я. – И вам достаточно было просто спросить, чтобы я сама рассказала вам, где именно мы были.

  - Дерзость – тяжкий грех, - медленно, с трудом сдерживаясь, выговорила сестра Винавия. – Я, несомненно, поговорю с тобой, но только когда ты осознаешь свою вину. А сейчас пожалуйте в карцер, Николь Саган! Беан, ты тоже наказан, и сегодня останешься без ужина.

 - При чём здесь мой брат? – возмутилась я, но сестра Винавия не стала слушать. Она резко развернула моё кресло и покатила по коридору прочь от испуганного мальчика.

Я глубоко вздохнула, заставляя себя успокоиться. Ничего, Беану ничего не грозит, кроме заточения в собственной комнате. Он так устал, что сейчас переоденется и уснёт, а утром его уже покормят вместе с другими детьми. Да и я как-нибудь переживу наказание.

Я думала так до того, как оказалась в абсолютно пустой каменной комнате, и дверь за мной закрылась. Оглядевшись, я не нашла ничего, за что зацепился бы взгляд. Только сырые мрачные стены и крохотный чадящий светильник под потолком. Его живое слабое пламя занимало меня в течение следующих пяти минут.