А нужно было всего лишь сказать ему, что у меня никого не было... Только кто мне на это дал время? Ну как тут скажешь, если он навалился всем весом, если язык у меня во рту... Его язык! Если рука грудь сжимает. И мне одновременно и немного больно от этого и приятно... И хочется, чтобы он задрал мою майку, чтобы вот точно так же, только по голой коже!   

     От этих мыслей горело лицо. И переживая все это снова, я словно отключалась от действительности - ни Веронику не слышала, ни на Алика внимания не обращала! И поэтому, когда мальчик испуганно вскрикнул, я вынырнула из своего транса и, уронив телефон в траву, понеслась, не разбирая дороги к ребенку...

 

10. 10 глава.

   Антон

   Я считал когда-то своим главным позором давний бой за выход в четвертьфинал чемпионата России в моем среднем весе в далеком две тысячи десятом, когда, единственный раз в своей жизни, был отправлен в нокаут. Сегодня я был отправлен в нокаут снова. Второй раз. Эта зараза, оказывается, отлично умела обороняться и смогла постоять за свою девичью честь! 

     И хоть я и говорил себе, стоя утром под струями холодного душа, что я бы ее не тронул, что при Алике не сделал бы ничего. Врать можно было любому другому человеку - но какой смысл врать себе самому? Я и целовать-то ее не собирался! Просто мне смотреть на нее нельзя - голову сносит напрочь! И точно трахнул бы, даже на Алика не обратил бы внимания! 

    И злость моя - она ведь не столько на девочку была, сколько на себя самого! И дело совершенно не в боли, хотя приложила она неплохо, да еще и по самому больному, да еще и в таком возбужденном состоянии... Да я в ужасе был! В самом настоящем ужасе из-за того, что потерял контроль над собой. И по-честному... Целоваться она не умела. Совершенно не соблазняла меня, нарочно не соблазняла. Не трогала меня даже, если не считать упершиеся в грудь ладони... И при этом мне достаточно было одного поцелуя, чтобы потерять голову!

    Пробежал двойную норму в наказание самому себе, ну, и чтобы вымотаться посильнее... потом едва не сорвался на Захаре, когда понял, что он ждет её у крыльца - натирая байк, он посматривал в сторону входа в дом, и я, естественно, догадался почему. И мне бы уйти, позволить ему её клеить, ведь отлично понимал, что он ей подходит, что я не нравлюсь ей даже! И пусть он делает с ней, что хочет... Только не у меня на глазах! Я не желаю это видеть. И её видеть не желаю тоже! Приперлась сюда, ко мне, разрушила своим появлением нашу спокойную жизнь, а мне теперь, как быть? 

    Обвинения в адрес Агнии даже в моей голове выглядели глупо - я отлично понимал, что она ни в чём абсолютно не виновата. Но яростно искал, за что же мне зацепиться, чтобы найти в ней хоть что-то плохое, очернить её для себя! Скорее бы уже уехать отсюда! Чтобы перед глазами не мелькала! 

    Ненадолго отвлекся на тренировку самых мелких, пока Игорь занимался с подростками. Семеныч, мой сосед, старик - военный пенсионер, вдовец, работавший у меня кем-то вроде воспитателя или надсмотрщика (в лучшем смысле этого слова), подошел в самом конце:

    - Антон, не знаю, может, снова скажешь, что я перестраховщик, но второй день подряд какой-то мужик не здешний ходит тут у нас, высма-атривает все, вынюхивает. Я спросил у него, в чьем доме он остановился, так он про какого-то Иванова стал рассказывать. А Ивановых у нас, сам знаешь, нету! 

     Семенычу я доверял, как самому себе. У него были ключи от всех построек на территории базы, а когда зимой здесь оставался один Дикий, именно сосед присматривал за домом и за Захаром, чистил дорожки, баню топил к моему приезду. В город с нами он не ездил, но здесь, когда я привозил пацанов, проводил дни, а порой и ночи.