– Лично к вам я не испытываю никакой неприязни, – ровным тоном ответил Роберваль. – Разве я сказал вам что-то грубое? Я был бы настроен против любой учительницы с даром. Во-первых, многие жители города работают на моих лесопилках. Их труд опасен. Вы не представляете, насколько суеверны мои рабочие. Зачем мне волнения и толки? А они будут. Как вы уже поняли, вас тут встретили настороженно. Вы уже допустили несколько промахов, которые вам будут припоминать. 

Да уж, серьезные промахи, саркастически подумала я. Прошла под старым деревом, дотронулась до его коры и выбросила оберег. Казнить меня на месте за такое.

– А во-вторых?

– Во-вторых,  я в принципе недолюбливаю Одаренных. У меня есть на это свои причины. Они не имеют ничего общего с суевериями. В-третьих, у вас учится моя дочь. Я не хочу, чтобы она изучала этот ваш новый предмет. Детям не стоит знакомиться с принципами управления феноменом, свойства которого до конца не изучены.

– Поясните второй пункт, пожалуйста.

Роберваль даже дернулся. Мой вопрос граничил с наглостью. 

Еще бы, светские дамочки, типа его столичной подружки Вильгельмины, не станут давить на мужчину. Они будут смеяться, говорить иносказательно, пересыпая речь уклончивыми намеками. Хлопать ресницами, изображать смущение. Нет уж, не на ту напал. Он первый открыл враждебный огонь. Теперь пусть расхлебывает.

– Такие люди как вы часто представляют опасность для общества. Вы прибыли из столицы. Вы должны знать, как широко востребованы Одаренные в преступном мире. Только в прошлом году было четыре громких процесса. Судили Одаренных, которые использовали свои таланты не по назначению. Мое убеждение: вас всех нужно ставить на особый учет. И далеко не все ваши таланты нужно развивать. А дети… любят шалить. И тут мы переходим к пункту третьему…

Его губы исказила недобрая улыбка.

– Регина не будет посещать ваши дополнительные занятия. Но вы также ведете уроки словесности, географии и истории. Не смейте выходить за рамки учебников. Никаких рассказов о сверхприроде. Об Одаренных. Иначе пожалеете.

– Ого! Вы уже угрожаете!

– Нет, пока предупреждаю.

Он свел густые брови, наклонил голову и посмотрел на меня тяжелым взглядом своих мертвых глаз. 

Наверное, так он ведет себя с работниками и подчиненными, когда хочет их запугать. Но меня запугать ему не удалось. Меня охватил боевой задор пополам с гневом. К счастью, подошел Степпель, и я не успела в запале наговорить лишнего.

– Госпожа Верден…

– Зовите меня Эрика! – я ослепительно улыбнулась. После слов Роберваля я особенно оценила дружелюбное отношение директора.

– Эрика… нам пора домой. Что-то погода мне не нравится.

Он задрал голову, и я осознала, как темно стало на площади. 

Солнце спряталось за домами, между фонарей ходил старенький фонарщик в пальто с пелериной и, шаркая подошвами, зажигал лампы шестом. В историческом центре стояли старинные фонари, не электрические. Прогресс коснулся только главной улицы, здесь же горожане предпочли сохранить дух города.

Небо затянули темно-лиловые тучи. Низкие, клочковатые, они бежали с необузданной силой. Край солнца еще светил, но свет его стал багряным и тревожным. Налетел порыв ветра; я едва успела удержать шляпку на голове, юбка хлестнула по ногам.

– Наблюдается любопытная конвективная неустойчивость в атмосфере, – подтвердил господин Анвил. – Может случиться гроза. Посмотрим, что показывают мои приборы.

Он взял трость и быстро зашагал прочь.

– Скорее! – поторопил меня директор. – Мы не захватили зонтик. Сейчас хлынет!