– Конечно. Как же без неё. Без семьи и птенец из яйца не вылупится. – Батюшка, прищурившись, улыбнулся, и развёл ладони, словно пытался показать насколько большая у него семья.

Люди в церкви, посчитав достаточным выказанное ими лицемерное страдание, стали постепенно расходиться. Ушли и родители Арсения: отец снова с кем-то завёл длинный разговор, а значит трезвым его ждать сегодня опять ни стоит.

– Небось, и вы тоже жену бьёте? – Арсений, хрустя костяшками, сжал трясущиеся кулаки.

– Ну, когда у неё грех на уме, то да, приходится. – Служитель церкви почувствовал агрессию в голосе и движениях прихожанина и стал менее добрее в своих манерах.

– Поди, и выпить тоже любите? – Лицо Арсения становилось всё более и более хмурым.

– А как же, святое дело выпить в выходной. – Единственная фраза произнесённая главой монастыря с искренней радостью.

– То-то я чувствую, от вас святым делом несёт.

– Не хами, мальчик. – Он подошёл к нему ближе, чтобы их разговор точно никто не услышал.

– С моей стороны было большой ошибкой приходить сюда и просить у чертей совета. – Их грубые каменные взгляды врезались друг в друга.

– Уходи отсюда и больше не возвращайся. Я скорее пущу сюда Хардимийцев или Тармитийцев, чем тебя.

Конечно, такие слова просто не могли не шокировать Арсения: услышать из уст священника, что он с большей радостью примет еретиков, чем тебя – это удар в самое больное, для любого верующего человека. Ведь каноничная церковь ненавидит сторонников Хардима и Тармитии сильнее, чем людей практикующих оккультизм, хотя Хардимийцы и Тармитийцы также свято почитают богиню Лиссию – просто делают это не по заветам классической Элитийской церкви.

– Знаете, батюшка, хоть вы и носите рясу, епитрахиль и крест, но я уверен, что после смерти вам ни за что не увидеть лика богини. Ваша душа будет метаться неприкаянной в вечных муках. – Он с трудом сдерживался от того, чтобы не повысить голос на него. Арсений ждал умиротворения от этого разговора, но получил лишь большее негодование.

Священник наклонился, поднеся губы к его уху, и сказал только одно слово:

– Вон!

Арсений и сам не собирался здесь больше задерживаться, ему требовалось найти место, где можно было бы успокоиться и остаться наедине с мыслями. Отправиться туда, куда тревоги и тяготы не доберутся, не проникнут в голову тяжёлым грузом, не заставят испытывать ненависть и гнев.

Его потухший почти мёртвый взгляд и не заметил, как ставшие слабыми, словно мочалки, ноги приволокли его безвольное тело к озеру. Он стоял и глядел в своё отражение, не видя ни себя, ни воды, ни происходившего вокруг – Арсения занимали лишь его мысли:

(Прошу тебя, Богиня, дай мне знак. Объясни, как правильно поступить. Родители с детства учат нас поступать по совести; император – уважать закон; церковь – чтить святость заветов. Однако при этом столько войн было развязано во имя Богини и религии; столько мерзостей творят люди, совершенно не нарушая законы; и столькие были убиты во имя эфемерной справедливости. Подлец всегда найдёт способ, как совершить убийство, не нарушив государственных законов, церковных догм и даже со своей совестью не вступит в раздор – так почему я колеблюсь, почему не могу решиться на поступок столь очевидно необходимый? Видимо, я всё же не могу стать мерзавцем, по крайней мере, пока. Ох, как же хочется убраться подальше от всех семейных неурядиц. Если уж не уехать, то хотя бы прыгнуть в воду и раствориться. Исчезнуть, да хоть испариться, лишь бы меня не было, и всего этого больше бы не было. Но даже этого я сделать не в состоянии, хотя это так просто. Быть может мы просто любим страдать – может именно так мы понимаем, что такое счастье. Может только так начинаем ценить те временна, когда всё было хорошо, накрепко фиксируя их в своей памяти. Надёжно запечатлевая эти мгновения в картинах и фотографиях – поэтому мы все улыбаемся стоя перед портретистами и фотографами.