Молча кивнула и принялась заполнять акт. В действительности это оказалось сложно, просто потому что боялась ошибиться, от того и заполняла все медленно, пока Алмазов бегал по отделению. Вернулся он только тогда, когда началась «пятиминутка». Прошел как ни в чем не бывало в ординаторскую, присел рядом со мной за стол и уткнулся в историю болезни. Молча пододвинул мне ежедневник, ткнув пальцем в выписку и начал исправлять лист назначений. И только спустя несколько секунд, соизволил оторваться от стола и развернуться ко всем передом, положив на колени историю болезни. При этом дышит тяжело, то ли от того, что реально носился по отделению, то ли от того, что в ординаторской слишком душно и влажно. Краем глаза замечаю, как заведующая смотрит на уткнувшегося в историю болезни Алмазова, и понимаю, что возможно он не шутил. Смотрит она на него действительно странно. Может и вправду имеет на него виды. Я так засмотрелась на заведующую, что пропустила момент, как Алмазов достал мои… трусы и начал ими протирать свой лоб.
- Фух, жарко, - шепчет слишком близко, а потом протирает ими свой нос.
- Я их так-то носила, - шепчу ему на ухо, сжимая от злости кулаки. Фу, мерзость какая.
- Я их так-то постирал в первый день, вместе со всеми твоими шмотками. Вкусно пахнут, - тихо проговорил в паре сантиметров от моего лица, при этом едва заметно улыбаясь.
- Хорошего вам трусонюханья.
Ничего не ответил, снова уткнулся в историю, закусив губу, и продолжил что-то заполнять.
- Сергей Александрович, у вас кто на выписку?
- У нас Зотников и Куприянов из восьмой палаты, - уверенно произношу я. – И Мудаченков – из вип палаты.
- Кто еще раз из вип палаты? – кривясь, произносит заведующая.
- Мудаченков.
- Полина Сергеевна просто не разобрала мой почерк, - улыбаясь, произносит Алмазов. - Мельников выписывается.
Ну паскуда… Какая же ты паскуда.
- Кисло, Полина Сергеевна, кисло, - шепчет мне на ухо. – А могло бы быть сладко, постирай ты мне штанину.
8. Глава 8
Глава 8
- Ну наконец-то, где ты бродишь? – стоило мне только выйти из лифта, как меня тут же перехватывает за руку Алмазов. - Трубка тебе на кой хрен сдалась?
- На первый вопрос ответ следующий: на цокольном этаже, если быть точнее, в подвале. Пока вы были в реанимации, звонили из лаборатории - у новенького больного, которого мы принимали, высокий тропонин. Заведующая, скорее всего действительно имеющая на вас виды, похоже расстроенная тем, что вы при ней вытирали свое лицо женскими трусами и шептали мне что-то на ухо, вставила мне люлей, а потом отправила чуть ли не пинком под зад в класс функциональной диагностики за расшифровкой ЭКГ нашего больного, - уткнувшись взглядом в его бейджик, на одном дыхании проговорила я.
- Расшифровали? – вот даже не смотря на его лицо, могу поклясться, что он улыбается, равно как и «расшифровали» произнес с какой-то издевкой.
- Нет. Послали.
- Куда?
- На арморация вульгарис. У них обед.
- Полина, а тебя не учили, что при разговоре надо смотреть на собеседника? Некультурно это, не находишь?
- Мне однобедренно. Однофигственно и так далее.
- Это из области монопенисуально?
- Унипенисуально, унифалически, монофалически – выбирайте на любой вкус. Возвращаясь к нашим делам, - все же поднимаю на него взгляд и не потому что это некультурно, скорее для того, чтобы убедиться, что он улыбается. – Я нашла его кардиограмму и принесла ее сюда. Нет там никакого инфаркта, ни старых изменений, ни новых. Я почти уверена, что в лаборатории напутали с инициалами, ибо Иванов – очень распространенная фамилия. На обратном пути я зашла в лабораторию, но в компьютере действительно забиты инициалы нашего Иванова.