– Ты кто такая? – спросил испуганный подростковый голосок. – Что за дела…

Я посмотрела вниз и увидела отброшенный криво сколоченный табурет, светловолосого парнишку, который валялся на сене, растерянно глядя на меня, и оборванную петлю у него на шее.

***

Так. Я успела вовремя.

Пацан был высоким, худющим и растрепанным. Карие глаза смотрели на меня с ошарашенным интересом, и я на всякий случай тоже окинула себя быстрым взглядом – не дай Бог, предстану перед ребенком, в чем мать родила.

Но нет. Сейчас на мне было серебристое платье с огромным вырезом. И да, Этьен Лефевр вытаращился именно на мои аккумуляторы энергии. Даже забыл о том, что собирался вешаться.

Отлично.

Я осмотрелась. Мы находились в каком-то вонючем сарае. При этом одежда на Этьене была идеально выстиранной и выглаженной – наверно, школьная. Белая рубашка, темные брюки со стрелками – а парень молодец, держит себя в чистоте в таком-то месте.

– Охренел? – спросила я.

Этьен испуганно заморгал.

– А ты кто вообще? – пролепетал он. Видно, решил, что все-таки умер, и теперь видит ангела.

В некотором смысле так и было.

– Кто, кто… – пробормотала я, выпустила веревку и протянула подопечному руку. – Твой курирующий дух. Давай, поднимайся.

Этьен схватил меня за руку и его пятюня предсказуемо прошла через воздух. Так, значит, обретать физическое тело еще рано.

– Я умер, да? – спросил паренек.

Он и правда выглядел несчастным и забитым. Если бы не это прилипшее к нему выражение вечной жертвы, Этьена можно было бы считать миловидным. Правильные черты лица, высокий рост, густые волосы – в нашей гимназии за ним бегали бы девочки с первого по одиннадцатый класс.

Но за слабаками никто не бегает. Слабаков пинают.

– Скажи мне спасибо, что нет, – ответила я. – И пошли на воздух выйдем, тут воняет.

– Спасибо… – пролепетал Этьен.

Мы вышли из сарая и оказались рядом с такой же избушкой-развалюшкой, но только с двумя окнами. Она вся наклонилась на сторону, уходя в землю, и из нее доносились пьяные голоса.

Все понятно. Не успел повеситься, уже празднуют.

– Твои вещи для учебы, – сказала я. – Книги, тетрадки, сменка. Сможешь их незаметно достать?

Этьен кивнул, но в дом не пошел: в стороне от дома стояла бочка, он сунулся туда и извлек мешок с книгами. Тотчас же из дома донесся пьяный женский голос:

– Этьен, с-сученыш, это ты там шастаешь?

Дверь распахнулась, и во двор вывалилось существо в грязном платье, которое только с большой натяжкой можно было назвать женщиной. Но в волосах у нее был бант, левый глаз заплыл, как у китайского пчеловода, а губы были вымазаны помадой – понятно, у местного алкобомонда эта мадам проходит по графе “Кокетливая”.

– Ты куда намылился, ублюдыш? – поинтересовалась Кокетливая заплетающимся языком, и я приказала:

– Погнали!

Этьену не надо было говорить дважды: мы рванули со двора так, что только пятки засверкали. Алкогольвица что-то орала нам вслед, но мы, разумеется, не оборачивались.

Пролетели по грязной улице с такими же покосившимися домами, вырвались к мосту через речушку, оказались на улице с домами поосновательнее, за крепкими заборами, вылетели к церкви, и тут Этьен остановился и спросил:

– А куда мы бежим?

– Подальше от этих вот, – ответила я. – Ты что, ни разу сбежать не пробовал?

С него сталось бы сказать “нет”, но Этьен кивнул.

– Однажды сбежал.

– Нашли, избили? – уточнила я. Паренек снова кивнул.

– Ребра сломали.

Я посмотрела по сторонам, пытаясь определиться, что делать дальше. Судя по нежной зелени садов и робким цветам, сейчас весна – хорошо, значит, не замерзнем ночью.