Теперь никто не будет орать про шалавьего сына. Я знала, о чем сегодня станет гудеть вся школа: Этьен Лефевр нашел свою магию! Вчера он отбуцкал Жан-Люка! А потом спас княжича и князя! И теперь он никакой не Лефевр, а Клемансо!

Давайте, попробуйте с ним связаться!

Школа была из середнячков. Не самая нищая, но уж точно не самая богатая. Ступеньки и облицовка стен скучали по ремонту, а на пришкольном участке давно пора было посадить что-то, кроме репьев. Возле двери Этьен замедлил шаг: красивая темноволосая девочка с учебниками в руках окликнула его и спросила:

– Как дела?

Она была из отличниц, сразу видно. И не из тех нагловатых девчонок, которым все дается легко благодаря обеспеченным родителям и лучшим репетиторам. Спокойная, умная, сдержанная, она смотрела на Этьена так, словно он был обычным мальчишкой, а не вечной школьной жертвой.

– Привет, Пенелопа, – Этьен улыбнулся. – Ну… по-разному. Много всего удивительного случилось.

– Да, я слышала, – Пенелопа улыбнулась в ответ. – Наверно, ты теперь не будешь с нами учиться?

Этьен нахмурился.

– Это еще почему?

– Дети князя Анри учатся в школе святой Юджени, – сдержанно ответила Пенелопа и торопливо добавила: – Знаешь, мне будет очень жаль, что ты уйдешь.

Это признание ей дорого стоило – она была не из тех девочек, которые разбрасываются чувствами и словами. И Этьен это понял, потому что улыбнулся и ответил:

– Нет, я не уйду. Ты гандалузский написала? Мне вчера было вообще не до уроков.

И открыл перед Пенелопой дверь, пропуская ее в школу.

***

Внутри школа была самой обычной – сделай в ней ремонт, и она ничем не будет отличаться от школ моего города. Этьен и Пенелопа прошли мимо железного леса вешалок в раздевалке, поднялись на второй этаж и устроились на подоконнике: девочка дала моему подопечному тетрадку, и он торопливо принялся списывать домашнюю работу.

Заглянув через его плечо, я вдруг поняла, что разбираюсь в этом гандалузском языке! Он был похож на английский с такой же сложной системой времен, и я, всмотревшись, нашла ошибку в предложении.

– Это настоящее завершенное время, – сказала я. – Третье лицо, значит, вспомогательный глагол “хайн”, а не “хайл”.

Этьен послушно повторил сказанное, и Пенелопа торопливо выхватила карандаш.

– Точно… Слушай, а что ты теперь будешь делать с ребятами?

Карандаш Этьена замер на строке. Мимо прошла стайка мальчишек и девочек поменьше – дети заинтересованно посмотрели на Пенелопу и Этьена, но ничего не сказали.

– Не знаю, – ответил Этьен. – Просто хочу их больше не видеть. Просто хочу, чтоб никто ко мне не лез.

Пенелопа понимающе кивнула.

– А они будут. Но по-другому. Теперь все захотят с тобой…

В коридор вошел тот широкоплечий паренек, который вчера был среди телохранителей Жан-Люка, и Пенелопа закончила фразу:

– Подружиться.

– Привет! – паренек махнул рукой. – Что как, как дела вообще?

Первый пошел. Я готова была поклясться, что остальная стайка шакалят стоит на лестнице. Ждет, чем кончится дело.

– Тебе-то что, Реми? – ответил Этьен вопросом на вопрос. Списал упражнение до конца, вернул тетрадку Пенелопе. – Иди давай отсюда, пока я добрый.

Реми не стал мяться и прямо выложил все, как есть.

– Ну просто ты вчера так отдубасил Жан-Люка и фамилию сменил. И мы с пацанами подумали, что может быть, ты захочешь с нами водиться.

Этьен усмехнулся.

– Видал я вас, знаешь, где? Вали давай отсюда. С пацанами.

– Ну понятно, – пробасил Реми. – Ты теперь княжич, не нашего поля ягода. Но если что понадобится, мы тут.

Ничего удивительного. Такие рыбы-прилипалы мигом меняют акулу, когда прежняя кормилица ослабевает.