Очередные семь дней в окружении роскоши, авторитета и грызни между волками в звериной стае. Я сопровождала своего альфа-самца везде, куда бы он ни шел, куда бы он ни направлялся. Я больше не хотела делить его с другими. Кем бы они ни были — эти податливые суки. Если бы узнала, то обязательно бы выдрала волосы. А еще лучше — сожгла бы их прямо на голове ублюдин.

Уверена, что Басур был в курсе его тайн. Наверняка этот молчаливый боров знал обо всех похождениях моего Зверя. Вот только мне он ничего не говорил. Не скажет даже под дулом пистолета. Эту тварь не запугать.

Впрочем, я тоже не пальцем делана. Отступать не собираюсь. Не позволю Артему предавать меня так явно. Это унижало. Неужели ему нравится сам процесс выставления меня зависимой? Хочет показать, что может делать что угодно, пока я склонила голову?

Я ведь даю ему все, чего может пожелать мужчина. Даю секс, даю внимание, лояльность, уважение. Я не даю ему усомниться в том, что он самец и победитель. Но порой мне кажется, что эта игра, где он сверху, а я снизу — она выходит за рамки. И это не просто игра. Потому что мне все трудней в нее играть.

Иногда мне хочется чего-то другого. Хотя бы немножко. Хотя бы поцелуя в губы.

— Вика-Вика-Виктория… — вошел ко мне в гримерку Зверь. — Печальная история…

— Вау. Какие люди. И без Басура.

— К черту Басура. Решил к тебе сам наведаться.

Он подошел ко мне — сидящей на стуле перед огромным зеркалом — и жадно обнял мою шею обеими ладонями. Сначала очень бережно, как будто щупая — реальна ли моя плоть. Но затем он начал понемногу сжимать свои пальцы, делать тиски плотнее. И плотнее. И плотнее. Смотря на мое отражение в зеркале.

А я смотрела так же ему в глаза, задержав дыхание. Как он любит.

— Мне встать? — спросила я шепотом.

Потому что если он так делает, то жаждет близости. Хочет секса. Прямо сейчас и прямо здесь. Именно поэтому он пришел сам лично. Не послал кого-то из своих людей. Не заставил Басура отдуваться вместо себя. А заявился в гримерку сам. Чтобы утолить свою страсть самым непосредственным образом.

Трахнуть меня.

— Нет, — покачал он головой. — Нет. Я наоборот хочу, чтобы ты опустилась вниз.

— Мне стать на колени?

— Да, — кивал он, облизывая губы. Предвкушая. — Опустись на колени. Я хочу увидеть, как они сгибаются передо мной. Меня это очень заводит, Вика. Ты ведь знаешь.

Он разжал ладони, чтобы я могла дышать.

Промокнув губы салфеткой, чтобы не испачкать ему брюки и тем более белую рубашку — опустилась на колени. И взялась рукой за ремень. Расстегнула пряжку, расстегнула пуговицу и молнию. Погладила ладонью член под трусами. Еще раз посмотрела в горящие от жажды глаза.

Зверь опустил мне на голову свою тяжелую руку. Будто намекал на то, что пора бы уже сблизиться с членом. Он очень ждет и хочет ласки моих губ.

Пока через стены-коридоры едва доползает звук от поединков на ринге… я обхватываю член всей пятерней и принимаю его в рот. Такой большой и толстый. Тяжелый. Налитый решимостью войти в меня поглубже. Но пытаюсь сдерживать напор на грани. Чтобы Зверь хоть почувствовал, что это такое — нежность женских губ.

Но ему это было безразлично.

Вжав ладонь мне в затылок, он жадно насадил меня на член. Заставил заглотнуть его на половину длины. Он входил глубоко — чересчур глубоко, вызывая боль и немного паники. Но не настолько, чтобы я сделала ему больно. Или укусила. Или поцарапала его ногтями. Для меня это было работой — ублажать своего Зверя так, чтобы ему не хотелось делать это с другими.

Поэтому пусть трахает так, как нравится. Хочется в рот — пусть будет в рот. Хочет отыметь меня вниз головой — пускай сношает до потери пульса, я терпела всякое. Стерплю и это.