Мы остались ночью на пустой платформе посреди полей, лесов и собак, в почти что зимний холод и голод.
Не одни.
Вдвоем.
Не ночуйте в стогах.
Это в книжках и в рекламе так все красиво и эротишно: покосил или там в походе утомился, испил молока из кувшина – и брык в стог, где тепло, душисто и девицы с коленками набегают. На самом деле здесь пыльно, колко, очень холодно, в носу и горле свербит, жесткие стебли лезут в глаза и рот, девица с коленками испинывает все бока и ноги, а еще снятся дурацкие сны, из которых можно и не выскочить.
Еще нельзя отдавать телефон чужим людям, говорить с незнакомцами, ходить ночами по проселочным дорогам, менять свет на тьму – ну и, конечно, спрыгивать с электрички на пустом полустанке.
Полустанок Шагивали был пустым. Любой бы это сразу понял. Я понял сразу, но не сразу сообразил, что это значит для нас.
Сперва я долго успокаивал Дильку. Потом она немного успокаивала меня. Потом я пытался счистить грязь. Потом вспомнил про däw äti, который, наверное, уже вот сейчас дождался электричку и с ума сходит оттого, что нас там нет. Я попросил Дильку постоять минуту спокойно – она уже бродила по своей длинной черной тени, как канатоходец, отвлекаясь, чтобы дернуть закрытую дверь и осторожно ткнуть наглухо забитую раму за решеткой, – выдернул телефон и удостоверился, что на часах 21:54. Электричка в Арск действительно приходит через шесть минут. И еще удостоверился, что позвонить не могу. Сигнала нет.
Я попытался, конечно, его поймать – и сидя, и стоя, и встав на скамейку с задранной рукой, и бегая в разные углы платформы, и перебравшись на противоположную, неосвещенную, платформу, так что Дилька захихикала и отпустила несколько замечаний на тему «Мне, значит, бродить нельзя, а сам бегает, как лесной следопыт». Все без толку. Даже намека на связь не появилось.
Я набил däw äti эсэмэску про то, что мы в порядке и приедем ближе к ночи или утром. Она, конечно, не отправилась, но уйдет при первой возможности. А я пошел искать первую возможность уехать из этого стылого и неуютного Шагивали. Даже Дилька угомонилась и только время от времени играла в дракона, пуская изо рта пар и протирая рукавом очки.
Окошко кассы, конечно, было закрыто, но расписание рядом висело. «Блин», – сказал я, посмотрев на него – раз, и еще раз, недоверчиво, и в последний раз, в надежде, что строчек добавится. Не добавилось – так и состояло расписание из четырех строчек. Помимо нашей электрички, в Шагивали останавливался всего один состав из Казани – в 8:45 утра. И было еще два обратных рейса на Казань: в 6:45 и 16:55.
То есть надо было досидеть здесь почти до девяти утра.
Два рельсовых пути, две платформы, два человека. Ай какая гармония.
Блин. Мы тупо околеем.
Но так не бывает ведь. Мало ли какие электрички останавливаются в Шагивали. Ходят-то они чаще, каждый час, а то и полчаса. Ну, вечером и ночью пореже – но все равно что-нибудь пройдет еще до того, как мы с сестрой станем ледяными скульптурами.
Узнать бы поточнее. Ладно, дождемся по-любому, а пока надо подготовиться.
Я рявкнул: «Сядь на место!» – Дильке, которая, естественно, уже стояла за спиной, выслушал ответные рявканья про «холодно» и «скучно», ловко договорился о компромиссном варианте (стоим так, чтобы друг друга видеть) и спустился с платформы, чтобы осмотреться.
Мне рассказывали пару историй про дяденек, которые не смогли вовремя уйти с рельсов. Истории были выразительные, я их число увеличивать не хотел. Поэтому решил подыскать точку, на которой машинист увидит меня издалека, а я смогу далеко отпрыгнуть, если чего.