Автор этого отчета непреднамеренно раскрывает очень многое о природе «правды» в большевистской риторике к середине 1930-х годов. Чиновник рассматривает августовский показательный процесс 1936 г., которым управляли из центра, как установление «истинной» революционной версии, при этом отвергая альтернативную версию Енукидзе, как «контрреволюционную». Доказательства в пользу альтернативных версий не относятся к делу – единственный критерий правды – это теперь заявления центральных властей или сюжетные линии, представленные в массовых спектаклях, организованных ими. Более того, верящие в сталинскую «правду» гораздо меньше заботятся о том, соответствует ли она реальному миру, нежели о том, могут ли они продемонстрировать свою власть, принуждая других повторять ее догмы. Для Сталина и его верноподданных возможность заставить все население повторять их «истинную» версию событий как индексировала, так и восстанавливала их власть (Л 504–505).

И снова Лено не приводит никаких доказательств этого огульного обобщения. Эти антикоммунистические разглагольствования смахивают также на прикрытие, «дымовую завесу». Августовский Московский процесс 1936 г. фактически предоставил огромное количество свидетельств по убийству Кирова. Лено игнорирует их все, а потом говорит, что именно коммунисты сочли «свидетельства», не имеющими отношения к делу! Любой, кто озаботится прочтением этих досудебных материалов следствия, которые теперь доступны, – опубликованный протокол августовского Московского процесса 1936 г. и материалы из архива Троцкого в Гарварде, в которых «блок» троцкистов и зиновьевцев, включая его членов, признается самим Троцким, и это лишь немногие – увидит, что советские власти очень интересовались доказательствами.

Как раз для Лено, а не для автора отчета или для большевиков в целом, «свидетельства… не имеют отношения к делу». Мы посвятим часть настоящего исследования изучению досудебных допросов Г. Г. Ягоды, комиссара внутренних дел и таким образом главы НКВД до августа 1936 г., и обвиняемого на мартовском Московском процессе 1938 г. В этих признаниях Ягода называет непосредственно Енукидзе соучастником в убийстве Кирова. Эти признания приводятся без всяких сомнений в качестве свидетельства известными антикоммунистическими учеными. Вовлечение Енукидзе в убийство Кирова полностью объяснило бы его попытку ограничить убийство рамками личной мести, а не представить его политическим терроризмом. В этой главе мы продемонстрируем, что Лено знаком с этими материалами – было бы невозможно ему не знать их – но он скрывает их от своих читателей, потому что свидетельства, которые они содержат, полностью опровергают гипотезу Лено об «убийце-одиночке».

Лено часто обращается за помощью к так называемому «аргументу с помощью кавычек». Лено ставит в кавычки, выражающие сомнение, некоторые заявления и утверждения, не объясняя своим читателям, что это значит или почему он это делает. Очевидно, это высказывания, такие как признания, и утверждения, которые Лено считает ложными. Однако он никогда не объясняет, что приводит его к мысли об их ложности. Не приводит Лено и доказательств, что они ложны. Нас заставляют предполагать, подозревать, что кавычки предназначены для того, чтобы дать сигнал читателю, что ему следует относиться к этим высказываниям и утверждениям с подозрением или же с явным недоверием. Однако Лено не объясняет, как именно должны его читатели менять свое мнение в результате употребления кавычек, выражающих сомнение.