– Ох и нравятся вам, инспектор, всякие театральные эффекты.

Между водевилем и классической трагедией имелся еще один жанр помельче, в котором мне приходилось упражняться каждодневно, – обзор последних событий. Так что я включила компьютер и принялась составлять детальный отчет о том, что произошло сегодня с самого утра. Это было одно из тех занятий, что давались мне с наибольшим трудом, и совсем невыносимым был перевод рассказа о текущих событиях на официальный язык. Вряд ли я когда-нибудь смогу привыкнуть к тому, что для сотрудника полиции “осмотреть” должно превращаться в “произвести осмотр”. Не говоря уж о выражениях вроде “явиться лично”, “осуществлять процессуальные действия” или “вести ночное наблюдение”. Поначалу я всеми силами старалась избежать таких стандартных формул, но, стоило мне убедиться на опыте, что составлять ежедневный отчет никто за меня не будет, я тотчас забыла свои пуристские заморочки и думала только о том, как бы поскорее покончить с ненавистным делом. “Лицо, за которым осуществлялось наблюдение, явилось на место, где обычно пребывало в течение ночи”.

Примерно через час, когда я закончила наслаждаться своими бюрократическими изысками, чуть приоткрылась дверь и в щель просунулась голова Гарсона, он объявил:

– Сеньора Лисарран уже здесь, инспектор.

Пепита Лисарран, такая же манерная и невзрачная, какой показалась мне в первый раз, вошла в кабинет, даже не пытаясь скрыть, насколько она напугана. Если и вправду собаки кидаются на тех, кто показывает свой страх, эту женщину любой пес сожрал бы, не оставив ни косточки. На ней был костюм тускло-бежевого цвета и узенькие очочки, которые лишали ее последней привлекательности. Я постаралась ни разу не улыбнуться и обойтись без лишних любезностей.

– Садитесь, пожалуйста, – произнесла я почти приказным тоном.

Гарсон тотчас спросил меня не без иронии, которую могло уловить только мое натренированное ухо:

– Инспектор, вы желаете, чтобы я остался в кабинете?

– Нет, отправляйтесь на свое рабочее место и ждите распоряжений.

От такого по-военному строгого тона у бедной специалистки по мебельным кистям едва не остановилось сердце. Она смотрела на меня, молясь в душе, чтобы все это поскорее закончилось.

– К сожалению, нам пришлось вызвать вас в комиссариат, так как я хочу получить подтверждение тем показаниям, которые вы дали на днях в редакции журнала.

– Я готова, – проговорила она слабым голоском.

– Вы по-прежнему настаиваете на том, что вас с покойным Вальдесом не связывали ни дружеские, ни какие-либо иные узы?

– Я… – Она хватала ртом воздух и пыталась найти подходящие слова, чтобы уклониться от прямого ответа.

Но я не дала ей продолжить:

– Вы не были ни его приятельницей, ни любовницей. Так?

– Именно так, – выдохнула она.

– И вы не выполняли никаких работ по его просьбе, не давали ему профессиональных советов?

Вопреки моим ожиданиям, она ответила очень твердо:

– Нет, никаких.

Эта тихоня еще пыталась хлопать крылышками. Неужели я так ошиблась, решив, что ни о каком характере тут и речи быть не может? Я сняла телефонную трубку:

– Младший инспектор, у вас все готово?

Гарсон ответил:

– Все в порядке.

– Тогда я вас жду у себя в кабинете.

На нее я даже не взглянула. И стала листать бумаги, как будто срочная работа целиком завладела моим вниманием. Я чувствовала, какое напряжение повисло в кабинете, но Пепита Лисарран по-прежнему молчала. Выдержка у нее была что надо. Тут появился мой помощник в сопровождении Мальофре. Я кивнула дизайнеру на свободный стул рядом с женщиной. У меня мелькнула было мысль, что, возможно, я все-таки ошиблась, так как ни он, ни она поначалу не показали виду, что знакомы. Но уже секунду спустя я заметила, как в глазах дизайнера вспыхнул огонек, в ее же глазах полыхнула настоящая молния. Дизайнер поздоровался с ней, явно чувствуя себя не в своей тарелке: