– Тут ничем не разживешься, – заключил Хемингуэй с циничной усмешкой. – Наверное, он обманывал налоговое ведомство – тоже мне, новость! Это место ничего нам не расскажет, Сэнди.
Инспектор, оскорбленно разглядывавший картины на стенах спальни Сэтона-Кэрью и явно впечатленный его ванной, сурово возразил, что он, наоборот, немало здесь почерпнул.
– Предрассудки! – отмахнулся Хемингуэй. – Ваша беда в узости взгляда. Замечали, что у всех гомосексуалистов одинаковые слуги? Их можно раскусить с первого взгляда. Очень рассчитываю на успех сердечной беседы!
Но вскоре выяснилось, что хозяин не откровенничал с Фрэнсисом Кейстером. Тот, взволнованно приглаживая свои густые кудрявые волосы, рассказал, что служит у Сэтона-Кэрью полтора года и не может пожаловаться на условия, поскольку хозяин, будучи джентльменом, часто обедал и ужинал вне дома. Занимался ли его хозяин бизнесом, слуга не знал. Он скорее назвал бы его праздным джентльменом. О гостях Сэтона-Кэрью он не мог сказать ничего определенного, разве что их бывало немного. Правда, припомнил Баттеруика и с воспитанным покашливанием заметил, что тот все принимал близко к сердцу и порой закатывал истерики, особенно если заставал у Сэтона-Кэрью другого молодого джентльмена и даже леди.
– Мистер Сэтон-Кэрью часто принимал дам? – осведомился Хемингуэй.
– Дамами их называть не приходится, – стыдливо ответил Кейстер. – Зато, – добавил он, явно гордясь хозяином, – его принимали во многих хороших домах.
– У него имелись родственники?
Никаких родственников Кейстер никогда не видел, имени адвоката Сэтона-Кэрью назвать старшему инспектору не смог. Обыск стола в гостиной почти не дал результата: у Сэтона-Кэрью была, похоже, привычка уничтожать свою корреспонденцию, адресной книги у него тоже не оказалось. Зато из чековой книжки Хемингуэй переписал название и адрес банка.
Отправив инспектора Гранта к управляющему филиала, которым пользовался Сэтон-Кэрью, Хемингуэй позвонил в контору доктора Джонсона, Тимоти Харту. Тот не был занят в это утро в суде и сказал, что с радостью примет старого знакомого, однако оговорился, что делит небольшой кабинет с другим многообещающим адвокатом и предпочел бы встречу у себя дома, в «Пейпер билдинг». Туда старший инспектор и направился.
В жилище Тимоти его впустил мужчина средних лет, типичный ветеран войны. Он пригласил гостя в удобную комнату с окнами в сад, с запахом табака и кожи, всю в книжных полках. Полки были уставлены устрашающими томами судебных решений и прочей юридической литературой, частью приобретенной из вторых-третьих рук и довольно ветхой. Почти весь пол был покрыт старым персидским ковром, у окна высился широкий двухтумбовый стол. За этим столом сидел в черном пиджаке и полосатых брюках, как того требовала его профессия, сам молодой Харт, куривший трубку и рассматривавший бумаги в дешевой папке. При появлении Хемингуэя он отложил бумаги и встал:
– Входите, старший инспектор! Добро пожаловать в мое скромное жилище! Сбросьте с кресла все лишнее и садитесь! Не обращайте внимания на беспорядок: так мне больше нравится.
– Должен сказать, сэр, что мне это тоже нравится больше, чем последние апартаменты джентльмена, в которых я побывал, – произнес Хемингуэй, пожимая ему руку.
– Чьи это апартаменты, позвольте узнать?
– Сэтона-Кэрью.
– Надо же! – удивился Тимоти. – Я предполагал, что он устроился со вкусом.
– Так и есть. – Прежде чем сесть, Хемингуэй убрал с сиденья глубокого кресла «Таймс», роман в бумажной обложке, коробок спичек, две пачки бумаг, перехваченные красной резинкой, и черного кота. – Инспектору Гранту там не понравилось. Что поделать, он шотландец! Лично я гляжу на вещи либеральнее. Нет, благодарю вас, сэр, я, если не возражаете, закурю свою трубку. Захотелось, знаете ли, поболтать с вами о былых временах.