– Нет, не может быть! – схватилась за щеки Мэри. – Александр, вы лжете. Андрей, скажи, что это клевета, неправда, ну скажи…

– Прости, если разочарую, мон ами, но твой муж прав, – невесело усмехнулся Гуравицкий. – Я и впрямь сражался в Вильно, был схвачен, приговорен к виселице. Меня спасло чудо. Ночью, уже после ухода Свинцова, в пакгауз попал артиллерийский снаряд и всем арестантам удалось сбежать.

– Хорошо, что не пытаетесь запираться. Надеюсь, понимаете, что я обязан сдать вас властям? – спросил Шелагуров.

– Александр, опомнись, – вскочила Ксения. Еще каких-то пять минут назад радость и счастье переполняли ее. Теперь на ее лице читались смятение и отчаяние. – Андрей – мой жених.

– Он государственный преступник, – напомнил сестре Шелагуров, в его голосе зазвучал металл. – Предал Родину, царя, убивал русских солдат.

– Да-с, убивал, – не стал спорить Гуравицкий. – Потому что русские солдаты сжигали польские деревни, насиловали женщин, вспарывали младенцам животы.

– Боже, какой ужас! – воскликнула Ксения.

– А кто просил их бунтовать? Им давно пора смириться, с раздела Польши сто лет прошло, – парировал Шелагуров.

– А русские под монголами жили двести. Что ж не смирились?

– Да как смеете сравнивать? С нами Бог и истинная вера. А что у поляков? Одни подстрекатели-англичане. Тем лишь бы нам нагадить. В своих-то колониях британцы бунтовать не позволяют, привяжут сипая к пушке, и гуд бай.

– Жестокости английские мне столь же противны, что и русские. Но у британцев, в отличие от нас, высокая цель: облагородить дикие племена, привить им основы цивилизации. Мы же, наоборот, пытаемся держать в покорности народ более цивилизованный, чем сами. Отсюда и бунты.

– Ну насмешили, Гуравицкий. Да разве поляки народ? Те же русичи, только зачем-то пшикают. Мы вот окаем, малороссы гыкают. По-вашему, и малороссы тоже народ?

Гуравицкий шел ва-банк. Опасался, что на каторге, куда Шелагуров его отправит, ему не выжить. Потому что русские каторжники приходятся русским солдатам отцами и братьями, а он их в Польше безжалостно убивал.

Такого каторга не прощает. Потому опять решил спровоцировать дуэль. А вдруг и из этого поединка ему удастся выйти победителем?

– Да будет вам известно, первый польский университет был открыт, когда русские князья ползали по ордынским юртам, вымаливая ярлыки. Польские крестьяне поголовно грамотны и никогда не знали крепостного права. Оттого в домах у них чисто, а урожайность на полях больше в разы.

– Вы же не поляк, черт побери, откуда у вас такая ненависть к России? – воскликнул покрасневший от возмущения Шелагуров.

– Ненависть моя не к России. А к власти тьмы, что царит здесь. К казнокрадству, мздоимству, лизоблюдству, нежеланию жить в мире с соседями, неумению обустроить собственную жизнь, странным образом сочетающуюся с верой в собственную исключительность. Поверьте, не Богом мы избраны, а кем-то совсем другим.

– Заткнитесь. – Шелагуров схватил пистолет, который предусмотрительно положил перед собой и направил на Гуравицкого. – Я вам не Разруляев. Меня вывести из себя не удастся. Просто пристрелю как собаку.

Дрожащими руками он взвел курок. Но выстрелить не посмел – Ксения встала между ним и женихом.

– Не бойся, суд оправдает меня, – успокоил сестру Шелагуров. – Отойди.

– Он мой жених.

– Не дури. Ты не можешь считаться его невестой. Он преступник, приговоренный к смерти. Я лишь исполню приговор.

– Сперва тебе придется убить меня. – Ксения раскинула в стороны руки.

Гуравицкий встал, обнял невесту за плечи. Его отношение к Ксении переменилось за долю секунды. Из глупой обладательницы вожделенных денег она внезапно превратилась в самоотверженного преданного друга, готового на все ради него. О такой он и мечтать не мог.