– Беги на конюшню. Господин Гуравицкий нас покидает. Пусть заложат карету, да побыстрее. До станции поедешь с ним, проследишь, чтоб сел в вагон.

– Слушаюсь.

– Гуравицкий, у вас есть заграничный паспорт? – Александр Алексеевич снова перешел на французский.

Литератор кивнул.

– Даю вам неделю на сборы.

– Неделю? У меня ни копейки. – Литератор вывернул наизнанку пустые карманы. – Или предоставьте пару месяцев, чтобы рассчитались редакции, или одолжите…

– Я дам вам денег, – поднялась Ксения.

– Нет, я не смогу их принять. Я кругом виноват перед вами, – пролепетал Гуравицкий.

– Потому и хочу, чтоб скорее уехали.

С этими словами Ксения выбежала из кабинета.

– Отпустите и меня. – Мэри бросилась к мужу, упала перед ним на колени и молитвенно сложила руки. – Отпустите, как отпускаете Андрея. Так будет лучше для всех. Я вас ненавижу. Так зачем нам мучиться? Я заранее согласна на все ваши условия. И даже денег не прошу. Лишь на билет в третий класс.

Шелагуров перевел взгляд на Гуравицкого:

– Довольны?

– Простите, чем? – спросил Гуравицкий.

– Хватит притворяться. Думаете, не догадался, зачем явились, зачем околпачивали Ксению? Из-за Мэри.

И Шелагуров снова схватился за пистолет. Литератор попытался его урезонить:

– Послушайте, мы договорились…

Гуравицкий успел броситься на пол, но вряд ли бы это спасло ему жизнь, если бы не самоотверженность Мэри, которая успела толкнуть мужа. Он тоже упал, и выпущенная им пуля ушла в потолок.

– Что случилось? – спросила перепуганная Ксения, вбежав в кабинет.

– Они… они во всем признались, – прошипел Шелагуров. – Ты ничего не знаешь.

– И знать не желаю. Гуравицкий, берите конверт и ступайте на конюшню.

– Вы меня не проводите? – спросил он у бывшей невесты.

Ксения покачала головой.

Мэри сидела на постели, уставившись в одну точку. Она безропотно выпила принесенный Шелагуровым отвар.

– Снимайте сорочку, – велел ей муж.

Она смотрела на него с испугом. Что он задумал?

Шелагуров объяснил:

– После всего случившегося прежнего почтительного отношения вы больше недостойны. Теперь буду обращаться с вами как с уличной девкой. Снимайте сорочку.

– Потушите свечи, – пробормотала испуганная Мэри, глядя в безумные глаза супруга.

Тот расхохотался:

– Снимайте, не то порву. А теперь на колени. На колени, я сказал.

Вернувшись в кабинет, Шелагуров налил водки, подошел к зеркалу и чокнулся сам с собой. Он победил. Осталось лишь вернуть Разруляева. Куда он отправился? Наверное, в Петербург к своей сестре. Где бы узнать ее адрес? Александр Алексеевич откинулся на спинку кресла. И вдруг, словно его вытолкнула рессора, подскочил.

Письмо Свинцова. Где оно? Шелагуров бросился к столу: как в воду кануло. Он вытер испарину со лба. Кто его взял? Гуравицкий? Ксения? Мэри?

Позвать слуг, устроить обыск? Нет, лучше это сделать завтра, когда уедут на прогулку. Нет, завтра не получится – Успение Богородицы. По обычаю на этот праздник Шелагуровы ездят на службу в Подоконниково.

Понедельник, 15 августа 1866 года,

Новгородская губерния, усадьба Титовка

– Барыня с барышней готовы? – спросил за завтраком Александр Алексеевич.

– Нет, сказали, что не поедут, – доложил Фимка.

– Что за вздор? – возмутился Шелагуров, выдернул салфетку и поднялся к жене.

Мэри лежала в постели. Никогда он такой ее не видел: нечесаная, с опухшими глазами, кожа желтая, как у покойницы:

– Уходите, – взмолилась она. – Мне плохо. Прикажите таз принести.

– Как мне надоели ваши спектакли. А ну, встать. – Александр Алексеевич схватил супругу за руки, потянул на себя.

Мэри вырвало – и прямо ему на халат: