– Ты ведь была с ним в машине, когда он сбил ту женщину. Как это вообще вышло? – Тру виски. – Отец прекрасно водил. Да и чтобы он сел за руль пьяным… не могло быть такого.

– Я уже много раз тебе рассказывала! – всхлипывает она.

– Пожалуйста, можешь еще раз? – Складываю руки в молитвенном жесте.

Мама не религиозна. Это скорее для себя.

– Не пил он ничего! Баба эта… она сама под колеса кинулась. Ей красный горел. А она… обкуренная была. Вообще ничего не соображала.

– Ты уверена?

Я помню материалы дела. Там не было ни слова о наркотиках в крови жертвы. Только о том, что она беременна. На девятом месяце.

– Мы когда ей помочь пытались, такого в сумочке насмотрелись! – Мама брезгливо передергивает плечами. – Не у каждого наркомана подобный набор. Да и сама она… невменяемая была. Под кайфом. Куда врачи в женских консультациях смотрят! Ее в какой-нибудь больнице нужно было держать. Под присмотром нарколога!

– А на суде об этом говорилось?

– Конечно! Я последние деньги на адвоката спустила! Он постоянно заявлял эти… как их?.. Ходатайства! И об экспертизе тоже было!

– По факту оказалось наоборот. Что женщина была трезвой, а папа пьяным.

– Кирюш, так этот Вольский, муж ее… он страшный человек. Денег горы. Совести ноль. Купил и прокурора, и экспертов. Из-за него там все поменялось. Черное стало белым, белое черным, а наркоманка так вообще в человека превратилась. Не пила, не курила, не кололась. – Из глаз мамы начинают течь слезы. – Нас с отцом отчаяние брало. Этот гад со свету его сжить решил… отомстить за то, в чем Игореша даже не виноват.

– Мам… – Я обнимаю ее.

– Что мама?! – заливается она еще громче. – Ты сама хотела узнать. Так знай! Твой папа был приличным человеком. Он не пил и никогда не нарушал правила. Во всем виновата та баба. Но Игорю приписали алкогольное опьянение и посадили, чтобы потом в тюрьме… убить.

– Можно же было попробовать апелляцию. Найти другого адвоката…

Это в деле отца было самой большой загадкой. Он признал себя виновным, согласился с приговором и добровольно сел.

– Ты что? Снова перейти дорогу этому Вольскому? – На лице матери отражается священный ужас.

– Хотя бы попытаться…

– Чтобы он потом еще меня или тебя убил?

– А после смерти отца? Узнать точные причины смерти. Потребовать экспертизу… эксгумацию, в конце концов.

– Кира! Ты мне вот это прекрати! Игоря не воскресишь! Нет его больше! А Вольский может сделать так, что не станет и нас.

– Мне кажется, ты преувеличиваешь.

Не вяжется образ сегодняшнего Ярослава Вольского с образом хладнокровного убийцы. Подкупить, нанять он может, но чтобы сам…

– Так! Я знаю, что ты задумала! Добить меня хочешь! – Мама становится серьезной. – Сейчас же поклянись, что не станешь копаться в этом деле! Памятью отца поклянись!

– Мама…

– Не мамкай! Клянись сейчас же! У меня сердце не выдержит, если еще и с тобой что-то случится.

– Прости…

– Кира! – Мама встает, забыв клатч на диване.

– У меня новое расследование связано с Вольским. Серия интервью.

– Катастрофа… Откажись! – Она берет меня за руку. – Милая, откажись. Он сам тебя не узнает, после всех твоих браков и смены фамилий ты в безопасности. Я-то не всегда помню, какая у тебя сейчас. А вот если ты докопаешься до чего-нибудь…

– Я не им буду заниматься. Он только заказчик.

– Не важно! Поклянись, что не станешь ничего узнавать о том ДТП и откажешься от нового дела.

– Я… – Собираюсь сказать «не могу», но телефон внезапно моргает сообщением от Ломоносова.

Главред редко пишет так поздно. Только если что-то срочное.

«Завтра первое интервью. Берешь его у Вольского», – читаю на экране.