Пока мужчина стоял один на причале, никто из ожидающих не подошел к нему и к лодке, хотя они все это время находились всего в ста – двухстах метрах. Женщины, большинство из которых предусмотрительно надели шубы, так как февраль и ветрено, оживленно разговаривали, жестикулируя и не замечая никого вокруг. Они прервались чинно лишь на мгновение, когда мужчина провозил мимо них гроб. Затем двинулись следом за ним, шепотом продолжая остановленный разговор.

Я предположила, что бодрый старичок, помогающий перекладывать гроб на носилки, отец мужчины, но ошиблась. Он скоро вернулся на причал и, потирая замерзшие руки, сел рядом с управляющим лодкой. Значит, молодой мужчина в тонком пальто был здесь совершенно один… Неужели в целом мире у этого молодого и красивого человека не нашлось ни единого близкого, кто мог бы в трудную минуту просто постоять рядом?! И следующая мысль, как продолжение вчерашнего размышления на причале у Нико, поразила меня своей остротой и ясностью лезвием заточенного, знающего свое дело ножа: «А может быть, так и должно быть?!»

Может быть, в современном обществе при доступности всего и всех спасение более не в любви, не в дружбе, не в партнерстве. Может быть, теперь, когда так легко находить и терять людей, создавать и разрушать союзы, выбирать и пресыщаться, нас спасает совсем другое. Может быть, избавление от внутренней пустоты как раз в том, отчего мы стремительнее всего убегаем и к чему неумолимо возвращаемся, растраченные и пустые, чтобы тут же бежать и искать, искать снова.

Может быть, эволюция циклична и, научившись сотрудничать, договариваться о законах и религиозных догматах, привыкнув доверять власти денег и мифам общества, человеку нужно вернуться к истокам – к тому, чего у нас стало так мало внешне, но так много внутренне; что нас сильнее всего притягивает и еще сильнее пугает. Может быть, путь к большой любви в эпоху сверхвозможностей теперь вовсе не в любви… а в одиночестве. И больше не нужно никого искать…

«Сразу после похорон он сядет в самолет и улетит в Милан или еще куда-то…» – подумала я. Скорее всего, его дом уже давно не Венеция. И тихий маленький гроб единственное, что еще соединяет его с этим ветреным в феврале местом.

…Последний день в отпуске, как старость – знаешь, что уже ничего не успеешь, и поэтому можно не торопясь наслаждаться жизнью.

Я осталась обедать в ресторанчике на Санта-Маргарита, чего не позволяла себе в другие дни, до самого заката перебиваясь на ходу лишь фриттелли и вином, подражая венецианцам, и желая успеть увидеть, как можно больше, пока не закончится световой день. Венеция распаляет взгляд днем, но холодит душу ночью. Поэтому свет здесь ценнее еды. И время поддавалось и расширялось: позволив за четыре дня моих блужданий по рыбьему телу города испытать все то, что было предназначено. Чтобы потом опять сузиться, когда самолет взлетит над Венецией и через мгновение приземлится в Москве.

…В то время, как в Венеции наступает ночь, и время расширяется безвозвратно.

До свидания оставалось минут пять, Даце замедлила шаг. Не хотелось приходить раньше срока, стоять и ждать московского гостя. Слава богу, дождя нет. Впервые за лето день выдался солнечный, небо безоблачное… А было все время ветрено, влажно, неуютно… Зеленая улица, цветы вдоль пешеходной дорожки – синева вперемежку с желтизной. Желтые – ромашки садовые, высокие, а рядом с ними синий ковер каких-то мелких цветочков. Рига всегда красивая, в любое время года, при погоде и при непогоде, а сегодня она – особенная: бирюзовое небо, нежаркое закатное солнце, нарядные пешеходы… «Нет, пешеходы всегда одинаковые, видимо, все дело во мне, – думала Даце, – спешу на встречу с москвичом, как молоденькая девушка!» Ведь она просто выполняет просьбу своей подруги Ирины встретиться с ее другом, показать ему старый город – и все.