Арина опять замолчала, и Мария почувствовала, что сейчас идёт речь о самом сокровенном, поэтому такие тягостные перерывы.

– Когда стало немного легче, купили с Виктором двухкомнатную квартиру, потом машину купили. Казалось, всё встало на свои места?! Тогда я основательно вспомнила про семью. Возникло странное, почти острое желание, собрать всех, помочь им, сделать добро. Может, совесть проснулась, а может, просто устала жить только для себя?! Сестра как раз окончила институт, по распределению попала в нашу область. В совхозе ей выделили половину дома. Участок большой, жить можно.

Как будто что-то объясняя, самой себе, Арина тихо усмехнулась и покачала головой.

– Полинка отбила телеграмму, мы с Виктором поехали встречать. И тут я, увидев её, чуть в обморок не грохнулась, она с пузом приехала! Ни слова до того, ни намёка. Но не ругала, что уж теперь? Посовещались с мужем, закупили мебель, бытовую мелочь, и отвезли всё в деревню. За выходные всё расставили, обустроили как могли. Полина ничего не просила, даже не спрашивала. А я покупала, что сама считала нужным. Ей, кажется, было важно просто, что мы рядом. Потом стали ездить почти каждые выходные, и всегда с чем-то. То посуда, то постельное, то продукты. Мне казалось, что вожу возом не просто так, ощущение было, что откупаюсь! Но мне нравилось, я прямо азарт испытывала, когда сначала ходила по магазину, а потом выгружала из машины.

Мария чуть улыбнулась, почувствовав в этих словах не только заботу, но и радость бытия, простую человеческую теплоту.

– Вскорости приехала мама. Она всё знала от сестры, но от меня скрывали. Боялись. Мама осталась у Полины насовсем. Говорила, что помогать надо с маленьким, а на самом деле, думаю, просто не хотела жить с братом. Он к тому времени был уже полным алкашом; не женат, без детей. Спился окончательно. Умер рано. Мы с мамой съездили, похоронили, квартиру сдали, потом продали. Я после того случая только раз ездила в родной город, когда оформляла продажу. А потом будто отрезала! Гнетущее состояние было, ведь там я начала падать в пропасть.

Арина замолчала, положила руки на живот и тяжело вздохнула.

– Вот выйду отсюда, – медленно проговорила она, – и первым делом поеду к Полинке. На могилки к маме схожу. Нужно, очень. Не всё ещё отпущено, не всё прощено. Сердце просит вернуться хотя бы на день туда, где началась моя дорога к выздоровлению. Виновата я перед ней, а при жизни мы ни разу не поговорили по душам, а теперь меня это мучит!

Арина замолчала. Мария не нарушала тишину. Она знала, что сказанное Ариной не было просто воспоминанием, это было обещанием самой себе. Шагом, который она сделает, как только снова станет свободной. В этом было и покаяние, и надежда, а главное – желание жить. Жить по-настоящему, а не существовать. И в этом вся Арина, скорбящая, покаянная!

Утро началось, как обычно, c простой больничной суеты, шума посуды, запаха слабого чая, скрипа коек. Арина быстро позавтракала, машинально прожёвывая кашу, и нетерпеливо наблюдала за тем, как соседки по палате неспешно мыли тарелки. Её изнутри подгоняло желание снова говорить, делиться, выпускать наружу всё, что годами копилось и терзало душу.

– Ну что, не притомила я вас своим бесконечным рассказом? – осторожно спросила она, немного сомневаясь, уместно ли продолжение.

– Да что ты, Арина, – ответила Мария, устраиваясь на подушке. – Я слушаю с настоящим интересом. Такое нельзя обрывать. Говори, не теряй ни минуты.

Арина оживилась, её лицо посветлело.