***

Когда за Федором закрывается дверь, в гостиную входит Сюзанна Эдуардовна. Ее муж, Мухтар Маратович, задумчиво смотрит в окно. Туда же, куда минуту назад смотрел Белый.

Мухтар гордится своими дочерями и сыном. Он отец. И ему лучше знать, что именно нужно для счастья детям.

— Не боишься, что Надия тебя проклянет? — усмехается Сюзанна.

Варгинов молчит. Двигает рукой, заставляет кубики льда биться о стенки стакана.

Жаркое лето выдалось. От жары все сходят с ума.

— И зачем ты это сделал, Мухтар Маратович?

— Так надо.

— Ты же видел, как Белый смотрит на нашу девочку, — с укором говорит Сюзанна.

— Потому и говорю — так надо, — упрямо повторяет Варгинов и смотрит на жену: — Что у нас на обед?

— Сердца нашей дочери и одного влюбленного в нее мальчика, — ехидно говорит Варгинова, скрестив руки. И Мухтар понимает: скандала перед сном, в стенах спальни, не избежать.

— Белый у нас что ли мальчик? — усмехается он.

— А ты не таким был? Вспомни себя, Мухтар, двадцать пять лет назад! — фыркает Сюзанна и, хлопнув дверью, выходит из комнаты.

Спустя полчаса, парни докладывают Варгинову о том, что тачка Белого пересекла границу района и уверенно движется по магистрали.

— Ну, давай, Федя, — бормочет Мухтар, — докажи, что я в тебе не ошибся.

6. Глава 6

Не разговариваю с отцом неделю, две, три, месяц. Перебираюсь в однокомнатную квартиру, которую получается снять на те деньги, что скопились на карте. С того дня, как я учусь в вузе, моя стипендия спокойно падает на мой счет. Теперь эти деньги мне очень нужны. Именно эти, а не те, что дает папа.

Мама упрямо пытается затащить меня в гости. Но мне не о чем говорить с отцом.

Я нахожу подработку. Помогаю сестре в бутике. Продаю цветы, потихоньку разбираюсь в бухгалтерии небольшого бизнеса Алины.

К концу лета у меня уже есть небольшой запас, чтобы оплатить аренду квартиры на несколько месяцев вперед.

Оказывается, жить одной сложно. Но я справляюсь. Потому что еще сложнее — жить в неведении. Где сейчас Федя? Что с ним? Здоров ли? Почему не звонит? Он ведь обещал? Забыл номер?

Все, что мне удается узнать: Белый ушел с поста и теперь не работает на Вратислава Павловича. Совсем недавно Поля шепнула по секрету, что Федор им звонил.

Им — звонил. А мне нет?

Злюсь на него. Ненавижу. Умираю.

Листаю снимки со свадьбы Полины.

В моем телефоне есть всего две важные фотографии. На одной — Федя стоит вполоборота и курит. Он не видит, что попадает в кадр. И здесь он привычно собран, сосредоточен, пугает ухмылкой и цепким взором черно-синих глаз.

На втором снимке фотограф умудряется подловить Белого совсем с иного ракурса. Мне хочется верить, что именно тогда Федя смотрел на меня. Могу ведь я помечать? Так легче справляться с тоской.

Начинаются занятия. Удивительно, но Олега Петровича больше нет среди педагогического состава. Никто не знает причины его увольнения. А я могу лишь догадываться.

Октябрь вступает в свои права. Учеба становится моей отдушиной и спасением. Тем, что невозможно у меня отнять.

От университета до моего нового жилья несколько минут пешком. И каждый день я прогуливаюсь после пар, игнорируя приглашения девочек с потока посидеть, отвлечься, потанцевать в клубе. Мне ничего не нужно из этого. Громкую музыку я ненавижу. Ненавижу людей. Лживые улыбки. Громкие слова. Всех ненавижу.

За октябрем неизбежно наступает ноябрь. И я уже начинаю думать, что Белого я придумала. Нет его. Не существует. Только почему так ноет сердце?

Да и пусть ноет. Это всего лишь орган. Мышца. Разве она может испытать тоску, печаль? Разве мышца может страдать?