Прямо по курсу идет Герман в обнимку с той самой Ирой, бережено придерживает ее за руку. Во мне что-то лопается, словно именно это событие и становится личным пределом, за которым я ничего уже не могу осознать. Блокнот с ручкой выпадает из рук в тот момент, когда Герман замечает меня, ни единый мускул не дрогнет на лице, он так же открыто улыбается, теперь правда еще шире, ослепляя своим идеальным рядом белых зубов.

Все вокруг становится каким-то ватным, в ушах лишь посторонние шумы, на которые я не реагирую. Проходят секунды, которые для меня кажутся вечностью, прежде чем я срываюсь с места и пулей вылетаю на улицу через запасной выход. Прямо в балетках и без куртки на морозный воздух под снегопад, который сегодня идет с самого утра. Пальцами вжимаюсь в холодную поверхность парапета и срываюсь на немой крик, рвущий глотку острыми прутьями.

Боль проходится по спине и ломает мне ребра, добивая мое и без того растоптанное сердце на мельчайшие осколки.

Господи, как же они смотрятся. Идеально. Не то что ты, Вита. Не способная ровным счетом ни на что. На что ты вообще надеялась? Что с новым человеком будет иначе, что Герман не такой? А что если они все такие? Что если другого варианта не предусмотрено?

В какой-то момент я понимаю, что оказываюсь в тепле, это как щелчок, и мой нос прижимается к гладко выбритой шее. Втягиваю воздух, и ощущаю запах знакомого одеколона. Но сейчас для меня это все неважные вещи, лишь боль, пропитывающая тело насквозь, является единственным центром внимания.

—Ты совсем уже? Ради падали на морозе рыдать? — злобно звучит над ухом. Влад укутывает меня своим пиджаком, сильнее прижимая к себе.

Я не думала, что может быть настолько больно. Одно дело слышать, а другое дело видеть. И это повторяется. Гештальт не закрыт.

—Не трогай меня, — пытаюсь вырваться из цепкого захвата, но Влад толкает меня обратно в помещение и пригвождает к стене. Холодный воздух до сих пор обжигает горло, а непрекращающиеся дорожки из слез на ледяных щеках заставляют кожу неметь. И пусть сейчас мы в тепле, но я словно в вечных льдах застряла.

Влад приближается к моему лицу и умешает широкие ладони на покрытые шерстяным пиджаком плечи. Меня бьет озноб, в темноте подсобного помещения есть только громкое дыхание и вкус соленой влаги на обветрившихся и искусанных губах.

Я ищу тепла не там. Вот такое приходит в мою голову.

—Она уродина, даже рядом с тобой не стояла, а он мразь, если позарился на подобное, — горячая ладонь ложится на мое лицо и грубым касанием стирает слезу. Я замираю, прикрывая опухшие веки. —Только полный идиот может променять такую девушку как ты на такую, как она.

Я горько усмехаюсь, вспоминая практически идентичную ситуацию в прошлом. Только с другими действующими лицами. Мягко стелешь, Агапов.

—Это тебя не касается и прекрати меня трогать! — мой визг не имеет для Влада никакого значения.

—Ты должна была стоять как королева и показать всем, что тебе нет никакого дела до этих шавок. Не показывать свою слабость, пусть там внутренности и варились в собственном соку. Поняла? — игнорируя мои вопли, Влад продолжает. Горячие губы касаются виска, и меня пробирает током. Он всегда так делал, когда успокаивал меня по поводу и без. Я обхватываю скрюченными пальцами обтянутый белой рубашкой бицепс, выплескивая всю свою боль.

Нет. Я не буду вспоминать прошлое. Я живу настоящим. Кошмаром, который у меня имеется.

—С Эриком я поговорю, собирайся и иди домой. Я приеду вечером и поговорим.

В какой-то момент он отпускает меня, но не снимает с плеч пиджак. На мои попытки отдать ему предмет гардероба отрицательно машет головой и уходит, оставляя за собой шлейф недосказанности.