Когда стрелки часов минуют семь вечера, я всё-таки спускаюсь, чтобы поужинать в огромную гостиную с панорамным окном, выходящим на лужайку. Здесь преобладают синие и серые тона, из декора – лишь несколько черно-белых фотографий в застекленных рамках, на которых крупным планом изображены части растений: стебли, молодые листья, нераспустившиеся бутоны.

— Это Карл Блоссфельдт, немецкий фотограф, — поясняет Дима, заметив мой интерес. А затем переводит взгляд влево и что-то там высматривает. — Прошу прощения. Я на секунду, — он поднимается и торопится, словно хочет догнать кого-то.

— Ну что, так и будешь дуться? — спрашивает мама, когда мы остаёмся наедине.

— Тебе правда все это нужно? — я киваю на работы фотографа.

Мама неопределённо пожимает плечами.

— Так будет лучше для тебя. Канада – это такие возможности, Жень! Ты потом поймёшь, что я была права.

— Ты его любишь?

Мама не успевает ответить. Я слышу шаги и тихий разговор, пока в столовой не появляется Дима вместе с сыном. Я гадаю, это старший или младший, ведь они погодки.

— Знакомься, Женя, это Никита. С Максимом познакомишься чуть позже, он должен вернуться со дня на день.

С максимально скучающим видом я разглядываю своего нового родственничка.

Никита.

Выходит, это младший. Он почти мой ровесник. Такой же высокий и темноволосый, как и отец, вот только его глаза не серые, как у Димы, а почти черные. Возможно, это линзы или так действует освещение, но от того, как он смотрит, мне становится не по себе. На парне черные джинсы и футболка с длинным рукавом. Впрочем, я тоже одета кое-как, в шорты и растянутую футболку, волосы собраны в пучок при помощи заколки-спицы в китайском стиле.

— Угу, — мрачно киваю я, встретившись взглядом с парнем.

— Поздоровайся, не стой истуканом, — говорит Дима. — Лену ты уже знаешь.

— Добрый вечер, — произносит Никита. Вместо улыбки на его лице ходят желваки, а скулы хищно заостряются.

Тёмные глаза лихорадочно изучают меня, я буквально ощущаю его тяжелый взгляд. Когда он фокусируется на моем лице, вижу, сколько в нем враждебности.

Кажется, не одна я «рада» нашему вынужденному родству и жизни под одной крышей?

— Здравствуй, Никита, прошу присоединяйся к нам, — говорит мама.

— Я не голоден, — он даже не смотрит на нее.

— Поужинай с семьей, — голос Димы звучит мягко, но настойчиво.

— Я сказал, что не голоден, — огрызается парень.

— Сядь, раз тебя моя жена просит об этом. Пожалуйста, — все также спокойно, хотя уже более требовательно произносит его отец. Стальные нотки в тоне осаждают парня.

С явным недовольством Никита дергает стул и усаживается напротив. Стулья рядом с ним и слева от меня пустуют, а наши родители устроились с торцов стола, наверное, насмотревшись американских фильмов про счастливую семью.

Дальше мама вскакивает и начинает обхаживать этого надутого индюка, предлагая положить ему мясо и салат. Но он игнорирует ее заботу, небрежно наваливая на свою тарелку все подряд. Теперь мне и подавно ничего в горло не лезет. Боюсь, что подавлюсь куском ростбифа, если мой новоявленный братец снова взглянет на меня своими черными глазами.

— Никита, я могу попросить тебя подбросить завтра Женю до школы, — в какой-то момент спрашивает мама, но увидев кислую физиономию парня, осекается: — Я просто подумала… Вы же все равно вместе будете учиться… Ну... то есть, ты же тоже ходишь в Истерн… Если, конечно, это удобно, или я лучше попрошу водителя?

— Мне не нужна нянька, — заявляю я, откидываясь на спинку стула.

Но Дима словно не слышит меня.

— Никита все сделает, Лена, — он касается ее руки и пожимает. — Не сомневайся, — переводит многозначительный взгляд на Никиту.