Вот только почему пришлось ждать так долго?

Странно, но ритуал с помывкой притупляет боль в моём сердце, и дышать становится намного легче. А может, я просто увлеклась. Мы оба голые и мокрые в душевой, и я вожу мочалкой по его мускулистой спине. Секс… он всегда заставлял меня забыться. Тот самый наркотик, притупляющий вечную агонию в душе. Вот и сейчас только он меня спасет от неминуемой истерики…

Бросаю мочалку на пол и начинаю водить обеими ладонями по плечам Тарасенко. Пальцами подбираюсь к его затылку и веду по мокрым волосам. Вижу, как напрягаются мышцы мужчины, становятся почти что каменными. Он словно притаившийся хищник на охоте, готовый сделать бросок. И мой муж не заставляет себя долго ждать. Резко встав на ноги, он плавно разворачивается ко мне всем корпусом, двигаясь словно танцор. Обхватывает ладонями лицо, очень медленно приближается. Глаза в глаза, губы в губы. Мы смотрит друг на друга, мои ладони лежат на его предплечьях. Женя целует меня. Не как обычно, словно голодный зверь, пытаясь поглотить, — а наоборот вложив всю нежность и душу. Обхватывает нижнюю губу, чуть посасывает её, затем верхнюю, а сам продолжает смотреть, своими черными, как ночь, затопившими почти всю радужку, зрачками.

Этот поцелуй длится недолго, одним рывком Женя прижимает меня к себе и очень крепко обнимает, заставляя уткнуться носом ему в грудь.

И именно этот его жест срывает все мои преграды. Меня начинает трясти так, что зуб на зуб не попадает, а на глаза наворачиваются слезы. Я всхлипываю и чувствую, как Тарасенко зарывается одной рукой в мои волосы, прижимая меня к себе еще теснее, а второй нежно проводит по спине.

— Чш-ш-ш, все будет хорошо, моя девочка. Тебя никто не тронет, я смогу тебя защитить, — слышу сквозь шум воды его мягкий шепот и еще сильнее трясусь.

Не знаю, сколько проходит времени, но Женя стоически терпит мои всхлипы, продолжая поглаживать по спине и по голове.

Он не дал мне секса, он дал мне утешение. Простое человеческое участие. Он понял, какую боль я чувствую от предательства Маркелова. Боль и страх от того, что могут сделать со мной Лисовские, попади я им в руки. Понял — и разделил эту боль со мной.

Зачем он это делает? Зачем? Зачем появился в моей жизни именно сейчас, тринадцать лет спустя? Но сил задать эти вопросы прямо сейчас у меня нет. Зато истерика прекращается. Почувствовав это, Женя ослабляет объятия и предлагает пойти спать.

Волосы опять свисают мокрыми сосульками, но сушить их у меня точно нет сил. Я промокаю их полотенцем, как и всё тело, и, не оглядываясь на Тарасенко, который решил быстро побриться, шлепаю босыми ногами в комнату по теплому ковролину.

Думать больше ни о чем не хочется. Хочется просто закрыть глаза и уснуть — что я и делаю. Лишь ненадолго просыпаюсь, когда Женя притягивает меня к себе. Сил противиться его объятиям нет, и я ныряю в очередной солнечный день с родителями.

Странно, но память почему-то подкидывает воспоминание не из глубокого детства, а когда я была уже гораздо старше — лето перед поступлением в университет.

Мы с родителями поехали на природу, купались в озере, жарили шашлыки. Целых три дня мы провели на природе. Это был их подарок на поступление. Ведь я уезжала в другой город и вернуться должна была только перед зимней сессией. Я впервые так надолго прощалась с родителями…

Это были хорошие дни, наполненные солнечным светом и незамутненной радостью. Даже несмотря на то, что мы с отцом за все дни поймали только одну рыбку, которую сразу же и зажарили на костре, а в первую ночь меня сильно покусали комары. Я забыла намазаться специальным кремом: мама закинула мне его в палатку, но я слишком устала за день на свежем воздухе и, забыв про крем, уснула.