Вытираю пыль с нацарапанного на граните лица, удовлетворенно киваю и, петляя среди оград, бреду обратно к кованым заборам поселка.

По заведенной три года назад традиции, в этот день отец нагружает себя непосильной работой, лично выезжает на объекты и возвращается за полночь. Нужно продержаться в пустом огромном доме несколько пустяковых часов. Не сбежать, не сойти с ума и не завыть от тоски.

Но чем дольше я нахожусь в нем, создавая иллюзию жизни, тем тяжелее становится на душе.

Зашториваю в спальне окна и заваливаюсь на кровать. Знаю, что не смогу отвлечься от тяжких мыслей и задремать, но упорно держу глаза закрытыми и утопаю в фантазиях, ускользая в иную реальность. Там Харм. Ледяной красавчик. Как много он на самом деле понял обо мне? Он понял все...

Я пыталась изображать надменную богатую суку, но играла неубедительно. Заигралась и нечаянно влюбилась в него, и это проблема. Настолько огромная, что делает почти невозможными мои давно продуманные планы на будущее и счастливый договорной брак.

О встрече с ним теперь напоминает только татуировка, способная действительно изменить мою жизнь. Или даже сломать.

I wanna become Harm for you.

Зачем он ее сделал? Какой смысл вложил? Поглумился и так по-скотски отомстил за высокомерие?

Я хотела перекрыть эту надпись: дважды записывалась в тату-салоны и даже выбирала эскизы с милыми розочками, но к назначенному времени не пошла. И придумать складную причину отказа не смогла даже для себя.

Наступают сумерки, из углов, закоулков, ниш выползают злые духи и вязкая темнота; желание сбежать из дома становится непреодолимым.

Слава богу, торговые центры работают допоздна: еще утром папа оставил мне подарочную карту ближайшего ТРЦ и сказал, что я могу потратить все средства, лежащие на счету. Шоппинг — самое действенное средство для поднятия настроения. Так говорила мама.

8. Глава 8

Окруженная зеркалами и плотной ширмой, стою в тесной примерочной, с тоской разглядываю бледное лицо в отражении и разочарованно вздыхаю. Все выбранные платья, включая то, что сейчас на мне, висят на моем теле как на вешалке.

Ходить с мамой по бутикам было нашим любимым занятием: мама долго кружилась перед зеркалами, со всех сторон рассматривая идеально сидевшие костюмы и платья, а я, тайком отодвинув шторку, с восторгом наблюдала за ней.

В отличие от папы, она никогда не забывала, что у меня есть собственные потребности, стремления и планы. Что у меня есть душа.

А сейчас мамы нет. И я нигде не могу ее найти. Ее нет даже там, под горкой земли, которую я сегодня так усердно украшала неживыми цветами. Ее нет. Я одна.

Остаться в одиночестве — самое страшное, что может случиться с человеком.

На глаза наворачиваются слезы.

Ухожу из шумного торгового центра и, засунув руки в карманы худи, ни с чем бреду к площади.

Давно стемнело, зажглись фонари и окна окрестных зданий, теплый воздух, наполненный сладко-горькими ароматами цветов, колышется над остывающим асфальтом.

Мама любила цветы, и после ее смерти город украсили тысячи клумб, на фоне которых теперь фотографируются счастливые молодожены.

Легкий ветер раздувает ворохи конфетти у ступеней Дворца бракосочетания, гонит блестки по дорожкам и посыпает ими газоны. В призрачном свете неоновых ламп вокруг сияет и переливается вся земля.

Папа устал бороться с традицией взрывать возле ЗАГСов хлопушки, но людям так важно верить в сказку со счастливым концом под названием «Они жили долго и счастливо...»

Мне нестерпимо хочется обнять папу, сказать, что он не одинок, что я понимаю его боль и никогда не доставлю беспокойства. А горожане ценят его старания и не верят заказным статьям продажных журналистов.