Дискомфорт внизу живота превращается в нестерпимое жжение. С грохотом отодвигаю стул и через весь пустой зал бегу в туалет.

В дамской комнате расстегиваю пояс и молнию на скинни и вдруг обнаруживаю под ней приклеенный пластырем слой пищевой пленки.

Какого хрена?!

Чертыхаюсь, быстро отдираю пластырь и пленку и различаю на коже черную надпись. Татуировка...

Не может быть. Да, я сама попросила, но... когда Харм успел?

Неужели я лежала в такой глубокой коме, что даже не почувствовала, как он ее набивал?

Поддерживая джинсы за шлевки, подпрыгиваю к зеркалу, приподнимаюсь на цыпочки и, прищурившись, пытаюсь разобрать в отражении перевернутые буквы.

I... w... a... I wanna become Harm for you.*

Ох, блин!..

Осознание бьет кулаком под дых. Перед глазами взвиваются разноцветные звездочки, в ушах шумит.

Плюю на палец, остервенело, до покраснения, тру надпись — она жутко болит, но не стирается.

Каким же надо быть моральным уродом, чтобы сотворить такое?

Эта фраза может стать большой проблемой, если Артем увидит ее.

Из шока и оцепенения меня выводит вибрация телефона. Катя уже здесь, и я, с невероятной скоростью влетев в стадию принятия, смиренно тяну молнию вверх и для надежности прикрываю художества Харма толстовкой.

Натыкаясь на стулья и сшибая углы, спешу к подруге: та приветливо машет мне из-за дальнего столика.

***

— Дворник? Уличный музыкант? — Катя в ступоре в десятый раз за минуту заправляет за уши короткие светлые волосы. — Но это так на тебя не похоже!

— Ты не знаешь главного! Он... в школе учится!

Катя открывает рот, но не находит слов и забывает его закрыть. Похоже, мне в кои-то веки удалось избавиться от амплуа серой мыши и ее поразить.

Я вскидываю руки:

— Эй, ты его даже не видела! Он вполне тянет на взрослого! — пытаюсь оправдываться, хотя глубину своего падения в полной мере осознаю.

— Ты была пьяной?

О своем вчерашнем состоянии я никому не поведаю даже под страхом смерти, поэтому молча склоняю голову.

— Почему ты вообще пошла к нему? — Катя презрительно поднимает бровь, и я винюсь:

— Видимо, он умеет отключать мозги... И еще. Он набил мне татушку.

— Ч-чего?.. — заикается Катя. — Ты с ума сошла? Какую?

Заливаюсь краской, разглядываю трещины на пластиковой столешнице и мямлю:

— Написал, что типа хочет меня испортить... Как думаешь, Артем сможет это принять?

— Ты больная?!! Почему ты разрешила придурку это сделать? — вопит Катя, и официанты удивленно переглядываются.

— В том-то и дело. Я просто спала и ничего не почувствовала! Он вообще очень странный...

Кажется, Катя тоже впадает в глубокий в шок:

— Он чем-то тебя накачал. Маньяк. Тату можно перекрыть другим рисунком, но с ним встречаться больше не советую. Лучше скажи, что-то еще случилось?

— Ничего не было, — решительно заверяю. Катя никогда не узнает, что я умоляла, но парень не захотел продолжения.

— Ты еще легко отделалась! — вздыхает она. — Неделю назад в лесопарке девочку с истфака нашли. Задушенной!..

Меня трясет. Глушу уже третий стакан американо, что, естественно, никак не способствует успокоению, и сама уже верю, что Харм — не обычная самодовольная сволочь с хреновым чувством юмора, а поехавший маньяк, желавший моей смерти.

— Эй, Ника, послушай. — Катя перехватывает мой бегающий взгляд, тепло улыбается и посылает лучи позитива. — Не переживай. Я тоже сто раз нарывалась на неадекватов. Сколько у тебя шансов снова его увидеть, если не пытаться намеренно искать встречи?

— Думаю, немного...

— Просто не ходи больше по тем местам, где он машет метлой или побирается, и ты никогда с ним не столкнешься. В такой ситуации это будет разумным. Вспомни ту жуткую историю про твоего брата и его сумасшедшую преследовательницу... Вот до такого ситуацию уж точно доводить не стоит.