Она, помрачнев, послушно прошла к нему. И когда дверь за ними закрылась, я успела уловить слова нашего врача: “Можете считать, что больше вы здесь не работаете”.

И только я уже хотела ощутить хотя бы призрак облегчения и радость справедливости, ко мне подошёл Павел.

– Кать, что за цирк ты опять устроила? – зашипел он, больно стискивая пальцы на моих плечах и буравя меня своим пронзительным, в этот момент леденящим и жёстким взглядом. – У нас может хоть день пройти спокойно? Что произошло?

– Пусти меня! – выкрикнула я, не выдержав, и вырвалась из его хватки. – Мне больно.

– Папа! – подбежала Сонечка и крепко меня обняла. – Не обижай маму... Зачем обижаешь маму?!

Павел отшатнулся.

– Да ну вас... Совсем все с ума сошли, – отступил он ещё на пару шагов, а затем развернулся и пошёл прочь. – Жду вас в машине!

– Ничего, – гладила я дочь по голове, отчего-то не в силах прекратить смотреть вслед Павлу, – всё в порядке...

– Вы с тётей Лизой поссорились?

– Немного, – не рассказывать ведь ей, не говорить что-то такое, после чего последуют вопросы...

– И с папой? – никак не могла успокоиться Соня.

– Нет, что ты, – присела я перед ней, чтобы заглянуть в глаза, – мы просто... все устали и нервничаем. Вот он и раздражительный.

– И ты?

А я... разве же кажусь ей раздражительной?

Боже, вот чего-чего не хотела, так это чтобы наши проблемы хоть как-то затрагивали Соню! Понимаю, что это в любом случае неизбежно. Но не до операции же...

– Я... нет. То есть, наверное... А, знаешь, – подхватила я её на руки, чтобы поскорее унести от двери, за которой слышался истеричный голос Лизы и, кажется, её плач, – мы должны исправить этот день. Чего бы тебе хотелось?

– Всё, что угодно? – обняла она меня за шею.

Надо же, ей уже шесть лет, а весит всего ничего...

– Конечно.

– Тогда хочу мороженого и печенья с начинкой из здешнего буфета.

– Местного, – улыбнулась я. – По моему, так красивее звучит.

– Всё равно, только давай купим, а?

Что ж, мы спустились на первый этаж, завернули за тёмный угол, там подошли к неприметной узкой дверце и попали в буфет, где я купила всё, что заказала Сонечка.

И вернуться бы после этого к Павлу, но видеть его так не хотелось...

– Поешь пока здесь, а то мороженое растает и сидения заляпаешь, – усадила я Соню за один из круглых столиков у окна.

Отсюда, как на зло, открывался вид на нашу машину, и я хорошо видела, как Павел, мрачный словно туча, стоит, спиной прислонившись к дверце, и что-то сосредоточенно проверяет в телефоне.

Не с Лизой ли переписывается?

Я устало потёрла ноющие виски. Нет, так нельзя. Теперь всё сводится у меня к одному, а это уже ненормально...

Надо бы отвлечься.

И пока дочка ест, я решила сходить в аптеку. Она совсем близко, находится напротив буфета, и из её стеклянных стен мне будет видна дверь в него. Поэтому Сонечку в случае чего я из виду не упущу.

И, попросив её сидеть на месте, я спешно направилась туда.

Очереди не было, хоть где-то мне повезло. И я, всё проверяя, не вышла ли дочь за мной, тихо попросила:

– Тест на беременность, пожалуйста...

После чего собралась вернуться к Соне, но, как на зло, будто меня специально вылеживали по всей больницы, столкнулась с зарёванной Лизой.

Она размазывала по лицу подтёкшую туш, кривила красные губы, а увидев меня, почему-то принялась приглаживать растрепавшиеся волосы. И вдруг вскрикнула, так резко подойдя ко мне, что я с опаской вжалась в стену:

– Вот ты истеричка! Катя, я от тебя чего угодно ожидала, но не мести. Меня уволили! И не просто, а с выговором. Куда мне теперь идти? Ты хоть понимаешь, как сильно меня подставила?!