По улицам бегу, не замечая, как задеваю случайных прохожих. Не останавливаюсь и не оборачиваюсь, чтобы пробормотать очередное «извините». Нет сил, и нет времени на это. Да и не имеет никакого значения. Сейчас самое главное для меня – спастись.

            Останавливаюсь я лишь на обрыве, который в заброшенной части парка. Смотрю на соседний район города, который раскинулся внизу, и где бурлит жизнь, и понимаю, что уединение – это самое лучшее средство пережить предательство и обман.

            Обида гложет изнутри. Обида на близких людей, которым безоговорочно доверяла, и с кем была открыта всегда. Даже слабое оправдание, что мама могла и не знать, никак не воспринималось сердцем, быстро бьющимся в груди. Потому что знал Артём. Потому что видел наши семейные фотографии, которых у меня множество в телефоне. И пусть мать сейчас сильно изменилась внешне, ее черты лица все равно оставались узнаваемыми. А это уже ничем оправдать нельзя.

            Набрав полную грудь воздуха, я что есть силы кричу, в надежде, что меня услышат. И разрываюсь от второго желания остаться незамеченной. Остаться слабой лишь для себя, лишь наедине с собой. Чтобы потом никто не смог упрекнуть меня в этом.

            Люди любят упрекать. Всех и все, что не желает прогибаться под систему их же стереотипов. Они грызут ногти и локти, искренне веря, что их манипуляции и попытки посадить тебя на цепь останутся не только незамеченными, но и принесут свои плоды, для успокоения низменных порывов гнилой души.

            И я кричу, пока в легких не исчезает воздух, и я не падаю бессильно на колени, задыхаясь от нахлынувших слез. Я даже не стираю их, позволяя струится по разгоряченным щекам. Ладони безвольно лежат на коленях. Внутри пустота и бессилие.

            Я не знаю, сколько времени проходит, прежде чем я наконец прихожу в себя. Понимаюсь, едва покачиваясь и вытираю руками щеки. Хлопнув ладонями по карманам, понимаю, что в спешке забыла телефон дома. А ведь так хочется сейчас позвонить Артему, и рассказать ему о том, какой же он говнюк.

            Может и к лучшему, что я такая вот растяпа. Теперь появилось дополнительное время, чтобы хорошенько подумать, что сделать и как, чтобы парень не догадался, как сильно он меня задел. Да что там, задел – унизил, смешал с грязью и вытер ноги. И то, это еще слабо сказано.

            Поворачиваюсь, и натыкаюсь на отрешенный взгляд Матвея, который стоит в паре метров, прислонившись плечом к дереву. Руки скрещены на груди, и на лице хмурое, я бы даже сказала мрачное выражение.

 – Давно ты здесь? – опуская глаза, спрашиваю тихо.

            Матвей молчит, лишь уверено делает несколько шагов вперед, подходя ко мне вплотную. Я не успеваю опомниться, как оказываюсь заключенной в объятия. Чувствую, как он бережно проводит рукой по моим волосам, и утыкаюсь носом ему в грудь. В горле ком, и на глаза вновь наворачиваются слезы.

 – Плачь, – говорит он, прижимая меня к себе. – Кричи, можешь ударить меня. Делай все, что облегчит твою боль.

            И я послушно всхлипываю пару раз, а после, как маленькая девочка, даю волю эмоциям и вою навзрыд. Матвей продолжает гладить меня по голове, едва ощутимо покачивая меня в своих объятиях.

            Я чувствую себя защищенной. От него исходит тепло, которое проникает в меня, согревая изнутри и немного притупляя боль. Поднимаю руки и просовываю под куртку, чтобы сомкнуть их у него за спиной. Прижимаюсь сама, забыв о том, что совсем недавно желала спрятать свою слабость от всего мира.