Рыбка терпит боль, не устраивает истерик. Морщится только сильно, когда перекисью поливаю. В плече нахожу крупный осколок. Одноразовый инструмент в моей спортивной аптечке всегда имеется.

— Будем зашивать? — интересуюсь, прежде чем вытащить осколок. Мне нужно ее заболтать, рана небольшая, можно обойтись и повязкой.

— Нет, — звучит ожидаемый ответ. К вечеру у Ксюши кашель усилился, не хочется держать ее раздетой, но выхода нет. Еще и волосы влажные…

— Потерпи, — мне не нравится делать ей больно, но тут без вариантов… Осколок легко удаляется из раны. Обходимся коротким стоном и закушенной губой, к которой до ломоты хочется прижаться своими губами.

Обработав оставшиеся порезы, заклеил все лейкопластырем.

— Снимай футболку, осмотрю спину, — готовлюсь к возражению, оно не заставляет себя ждать.

— Нет! — я пока бедра осматривал, вспотел. Она постоянно пыталась натянуть футболку до колен. — На спину осколки не попали.

— Я отворачиваюсь, ты снимаешь футболку и ложишься животом на постель. Если отказываешься, едем в больницу, — строго предупреждаю.

Фыркает, словно рассерженная кошка, но подчиняется.

— Отвернись.

Отвернулся и встал напротив зеркала. Нужно его отсюда убрать, пока она цела. Рыбка не догадывается, что я все вижу. Отхожу, не хочу ее смущать и себя мучить.

Осматриваю спину и правый бок. Действительно все чисто. Прежде чем слезть с постели, разворачиваю ее. Зависаю сверху. Наши взгляды встречаются. Я могу ее поцеловать, но потом не уверен, что уйду…

23. Глава 22

Ксюша

Надо же было так неудачно сходить искупаться? Засветила грудь, чуть не умерла от смущения, порезалась, позволила всю себя «обследовать». В конце я так устала отталкивать вездесущие руки Шахова и оттягивать футболку, что просто сдалась. И зря…

Тимур воспользовался ситуацией, перевернул меня на постели, нависнув сверху, придавил своим тяжелым телом.

Мне совсем не нравятся те ощущения, которые он вызывает в моем теле. Откуда это волнение в груди, порхание крыльев бабочек в животе? Надо отвести взгляд, чтобы безумие прекратилось. Несмотря на то, что Шахов взвалил на свои широкие крепкие плечи мое лечение, прощать его не собираюсь. И мечтать об этом парне больше не буду.

Его взгляд темнеет, зрачки расширяются, закрывают радужку.

Поцелует…

Сейчас он меня поцелует…

Мысли хаотично носятся в голове. Не должна этого допустить, но замираю и предвкушаю.

Челюсти Тимура так плотно сжаты, мышцы дергаются. Громко втягивает носом воздух, будто сопротивляется, но проигрывает. Прежде, чем его губы касаются моих, успеваю скороговоркой выдать:

— У меня температура, я болею…

Вряд ли такого, как Шахов, можно остановить упоминанием бронхита. Грубые властные губы сминают мой рот. Чувствую себя рыбкой, которую собираются разделать и съесть. Пробую сопротивляться, упираюсь кулаками в железную грудь. Мои потуги его лишь раздражают, перехватывая кисти, закидывает мои руки за голову и там фиксирует. Перестает на какой-то момент удерживать свой вес на локтях, наваливается всей тяжестью тела. Непроизвольный вдох ртом, чтобы не задохнуться, и вот проворный язык у меня во рту.

Что за подстава? Весь день рот от кашля не закрывался, а тут даже дохлого позыва нет!

Тимур перестает действовать жестко. Его язык затевает медленную игру, настолько эротичную, что меня тянет ответить. веки сами опускаются, дыхание сбивается.

Губы захватывают мою нижнюю губу, оттягивают… отпускают… Это повторяется несколько раз.

— Бля… ты пахнешь черешней… — шепчет на ухо, вжимаясь в меня своим твердым телом. — Люблю… черешню…