– Полагаешь, нет? – дварф неторопливо обходит комнату, разглядывая предметы обстановки. – А мне сдаётся, волк сделал на девочку стойку.

Идеальная пара – та, которую примет и человек, и зверь. Неважно, какой она расы, каким богам поклоняется, что читает и как одевается. К ней должно тянуть – сердцем, разумом и телом. Её запах должен завораживать, её счастье должно стать твоим счастьем. И когда она посмотрит на тебя, с безграничной любовью, с всепоглощающей нежностью, ты поймёшь, что она – твоя. Навеки.

Так говорила мама когда-то. И папа улыбался, когда ловил её взгляд, полный нежности, предназначенной лишь для него и для нас.

Так должно быть.

И так бывает, но реже, чем я смела мечтать.

Я пишу короткую записку с просьбой не присылать за мной транспорт и сопровождение, поскольку я в любом случае приеду на бал в обществе брата и Тессы. В последний момент я отказываюсь от упоминания Финиса. Едва ли инкубам понравится объявление о помолвке, да что там – их наверняка возмутит сам факт нахождения господина Мелтона подле меня. И волчица во мне радуется безо всякой веской причины, просто от одной лишь мысли, что скоро увидит мужчину, так глянувшегося ей накануне. Привычно аккуратно выводя собственную подпись, я ощущаю остро её желание оказаться рядом с Байроном, и оно пугает меня.

Финис – выбор Эвана и той части меня, что стремится быть разумной, рассудительной, практичной и благодарной, той части, что боится боли, разочарований и предательства от близких. Но порою зверь делает свой выбор, и он не всегда совпадает с решением, с планами человека. Порою зверь инстинктивно выбирает кого-то и не видит никого иного в качестве спутника жизни. И если зверю и человеку не удаётся прийти к соглашению, к равновесию, то… то одной части придётся подчинить, подавить другую, обрекая тем самым себя на муки и внутреннюю борьбу до конца дней. А я не хочу выходить замуж за Финиса и до последнего своего часа чувствовать влечение волчицы к Байрону.

Не хочу, чтобы она выбирала его или кого-то ещё.

Не хочу, чтобы волк брата выбирал Тессу. В противном случае они будут обречены – человек, вынужденный день за днём подавлять и укрощать желания волка, зверь, сходящий с ума от тоски по своей паре, и невинная, наивная девочка, надеющаяся вернуться домой, в далёкую Эмираду, едва ли мечтающая остаться в Лилате навсегда.

Я отдаю Дипэку карточку с адресом Арсенио и незапечатанную записку – если дварф и впрямь слышал наш с Байроном разговор, то скрывать мне нечего, да и бессмысленно. Вижу, как Дипэк усмехается, заметив, что клочок бумаги всего лишь сложен. Спрятав записку и карточку в карман потрёпанной чёрной куртки, дварф отвешивает мне шутовской поясной поклон и невозмутимо покидает мою спальню. Он успевает вернуться с ответом даже до приезда Эвана и Тессы с работы. В коротенькой записке Арсенио выражает радость и нетерпение в преддверие скорой встречи, и я не могу не удивляться тому, как спокойно инкубы относятся к идее одной женщины на двоих.

Поражаюсь наглости и ловкости Дипэка, без видимых усилий преодолевающего защитный контур дома, обращающегося ко мне как ни в чём не бывало, словно я действительно наняла его подработать разносчиком писем.

Вечером, когда мы уже готовы отправиться на бал, я замечаю на шее Тессы родовое ожерелье нашей семьи, украшение, которая наша мама носила со дня свадьбы и до последнего своего вздоха. И даже после ожерелье оставалось на маме, единственная драгоценность, не исчезнувшая в бездонных карманах падальщиков и мародёров, подобно золотым серьгам и кольцам, что были на ней в день их гибели. Снять зачарованное ожерелье смог лишь Эван как её сын и наследник рода. И тем страннее видеть, как до боли знакомая тонкая золотая цепочка обвивает шею другой девушки, человека, по сути, нам чужого. Тем неожиданней понимать, что кристалл-вставка с гербом нашего рода, при маминой жизни бывшая всегда зелёной, как её глаза, теперь бирюзовая, сочетающаяся с глазами Тессы. Мною овладевает безумное желание разразиться истерическим смехом, когда Эван пытается сначала заверить Тессу, что ожерелье ничего не значит, а потом решает снять его с испуганной девушки. Естественно, расстегнуть замочек не удаётся – да и не удалось бы. Магия родовых украшений такова, что если надеть их на ту, кого хотя бы часть тебя признала парой, то снять уже не получится. Только наследнику рода дано снять ожерелье со своей матери, когда придёт его черёд избрать себе пару и назвать её своей перед стаей. Я вспоминаю оброненное небрежно замечание Дипэка о волке, сделавшем стойку на девочку, вспоминаю нанимателя, почему-то принявшего Тессу за пару Эвана, вспоминаю странные отношения, сложившиеся между моим братом и нашей случайной гостьей, и короткий нервный смешок вырывается сам собой. С улицы доносится гудок мобиля – должно быть, Финис приехал, – и я разворачиваюсь, иду к входной двери. Осторожно смахиваю слёзы, прежде чем коснуться кристалла и открыть ворота.