Все к лучшему, повторяю про себя. Кирилл ушел и оставил меня в покое. Наказание откладывается. Я могу выдохнуть. Глупо тратить время на пустые сожаления о том, что уже нельзя изменить. Пока Гордеева не будет, я смогу перегруппировать силы и продумать свою тактику поведения с ним, чтобы не выставить себя еще большей дурой в его глазах.

Я должна радоваться, что он ушел, разве нет? Но, если это действительно так, тогда почему где-то в глубине души я чувствую что-то похожее на разочарование?

8. Глава 8

Оставшись в одиночестве, первое время я не представляю, чем себя занять. Как на иголках сижу в кресле и гипнотизирую входную дверь, размышляя, что может взбрести в голову Гордееву в следующую минуту. Вдруг он вернется сейчас, просто чтобы проверить меня? Это, конечно, глупо, и он ни за что не станет этого делать просто потому, что у него наверняка масса дел, но мое воображение оказывается куда сильнее доводов рассудка. В конце концов, просидев без движения минут двадцать и убедившись, что Гордеев уехал, я отправляюсь изучать квартиру. Кирилл сказал, что я могу занять любую комнату — этим и займусь, чтобы не сходить с ума.

Досконально исследовав каждое помещение и выбрав для себя единственную комнату с примыкающей к ней ванной, я разбираю сумку и раскладываю в огромном шкафу нехитрый набор вещей, который я взяла с собой из дома для двухдневной поездки в Москву. Пара футболок, платье, джинсы, пижама и белье сиротливо оседают на полках, вызывая у меня горькую усмешку. Да, друзья, вам, как и мне, здесь не место.

Закончив с одеждой, возвращаюсь в гостиную и включаю телевизор. Вряд ли меня можно назвать поклонницей дневных передач на ТВ, но мне становится спокойнее, когда комната заполняется звуками, – тишина в огромной пустой квартире заставляет меня особенно остро ощущать свое одиночество.

Как и обещал Кирилл, через несколько часов после его ухода курьер привозит три пакета с едой из элитного супермаркета. Обрадовавшись возможности занять себя чем-то новым, я неторопливо разбираю продукты, с любопытством изучая этикетки. Ума не приложу, что имел ввиду Гордеев, когда предполагал, что мне может понадобиться что-то еще в магазине внизу – еды, которую мне доставили, хватит на неделю, если не больше.

За этими хлопотами я не замечаю, как наступает вечер. Несмотря на то, что я все еще не проголодалась, решаю приготовить для себя ужин. В последние дни питаюсь я отвратительно, а перспектива упасть в голодный обморок перед Кириллом – последнее, что мне сейчас нужно. Еще раз внимательно изучив содержимое холодильника и полок, я выкладываю на кухонную столешницу пачку спагетти, чеснок, банку резаных томатов, оливковое масло и сыр, и ставлю на плиту кастрюлю с водой.

Стрелки на часах показывают шесть. В ожидании, пока закипит вода, я беру в руки телефон. В клинике, где на лечении находится дядя, сейчас как раз время приема посетителей. Если бы я сегодня улетела, как и планировала, то наверняка была бы в его палате. А раз я здесь – важные новости придется озвучивать по телефону.

- Дядя Дима, здравствуйте, – ласково произношу я, услышав в трубке знакомый бас.

- Лерочка, моя хорошая, – отвечает старик, и от его привычного приветствия на моих глазах выступают слезы. – Ну, как тебе столица?

- Я почти ничего не видела, – признаюсь я. – Но я помню ваши советы и обязательно схожу на Красную площадь и на ВДНХ. Звоню, чтобы вы больше ни о чем не волновались. Я поговорила с Кириллом, и он поможет вам с «Синичкой».

- Да-да, – отзывается дядя Дима. – Я беседовал с ним вчера вечером. Он долго расспрашивал меня о делах в лагере. Сказал, чтобы я больше не беспокоился о деньгах и сформировал для него предложение по возрождению «Синички». Обещал ознакомиться и дать свои рекомендации.