- Ты обманул меня! – воинственно бросаю я, едва он переступает порог кухни.

На его лице, любовно вылепленной природой, не дергается ни один мускул, когда он не спеша проходит к столу и небрежным жестом вешает пиджак на спинку стула.

- И тебе здравствуй, – говорит он спокойно.

- Ты пообещал дяде, что поможешь ему! – тоном обвинителя продолжаю я, взбешенная отсутствием реакции с его стороны.

- Кажется, это было частью нашей сделки, – иронично замечает он. – Так в чем же моя вина?

- Вчера! Ты пообещал ему вчера! – мой голос срывается на крик. – Если бы я знала, то никогда бы…

- Но ты не знала, – перебивает он мою тираду. – И это все меняет, правда?

- Я не собираюсь выполнять условия, которые не имеют никакого смысла, – заявляю я, задыхаясь от возмущения.

Лицо Гордеева каменеет, а тяжелый взгляд прищуренных глаз пригвождает меня к месту.

- Кажется, ты забываешь, о чем мы с тобой договаривались, – чеканит он холодно. – К Панину наше соглашение не имеет никакого отношения. Ты дала слово мне. И я прослежу, чтобы ты выполнила свою часть сделки.

- Это не имеет никакого смысла!

Он пожимает плечами, как бы говоря, что ему на это наплевать.

- А твое слово имеет какой-то смысл? Ты знаешь, учитывая наше прошлое, я не удивлюсь, если нет. К тому же, кто даст тебе гарантии, что я не откажусь от денежных вливаний в задыхающийся бизнес твоего дяди, если ты сейчас пойдешь на попятный? – уточняет он ледяным голосом. – Но ты, конечно, можешь рискнуть и попробовать.

- Ты сделал это нарочно, чтобы унизить меня. Ты просто… – я не нахожу слов, чтобы подобрать определение его поступку. – Ты просто…

- Хоть одно оскорбление в мой адрес, и я заставлю тебя повторять его снова и снова, когда буду трахать тебя этим вечером, – жестко говорит он.

Грубые слова ледяным обручем сжимают мою грудь. Я ощущаю себя пойманной в ловушку, злой и беспомощной. Сейчас Кирилл впервые озвучил свои намерения относительно меня. Да, они лежали на поверхности все это время, но были завуалированы вежливыми размытыми фразами, дающими иллюзию пристойности происходящего. Сейчас же он сказал так, как есть – это не занятия любовью, даже не секс. Он собирается меня трахать. Это само по себе ужасно, но куда ужаснее другое – то, что это откровенное обещание делает с моим телом, которое с готовностью отзывается на чувственный призыв.

Опрометчиво подняв взгляд, я утопаю в бездонной темноте глаз Гордеева. Внутри все сжимается и, кажется, из воздуха разом пропадает кислород.

- А что, если бы я не согласилась сегодня? – спрашиваю глухо, отводя глаза.

- Этого мы никогда не узнаем, правда? Ты согласилась, и ты здесь, – говорит он подчеркнуто равнодушно, а потом, словно эта тема закрыта, усаживается на стул и добавляет: – Вкусно пахнет. Если ты что-то приготовила, рискну попробовать.

Столь стремительный переход от важного к банальному обескураживает, но я не жалуюсь – это лучше, чем продолжать опасную тему, для которой у меня не хватает ни моральных сил, ни смелости.

- А что, твои многочисленные ассистенты и администраторы тебя не кормят? – язвительно бросаю я.

- Зачем, если у меня есть личная рабыня на три недели? – парирует он.

Поджав губы, потому что мое красноречие исчерпало себя, я молча раскладываю пасту по тарелкам.

- Если бы я знала, что удостоюсь аудиенции, приготовила бы что-то особенное, – замечаю едко.

- Да, с щепоткой яда, подозреваю, – не остается в долгу Гордеев.

- Я не настолько банальна, – оставляю последнее слово за собой и беру в руки кусок пармезана и терку.

Пока я сосредоточенно натираю сыр, Кирилл достает из холодильника бутылку вина. Надо признать, за последние годы он приобрел довольно дорогие привычки.