Еще вы говорите, что, «скрытно священнодействуя, Никифора[699] поминают», тайно и все патриции, не говоря о других, остаются православными. Но что говорит Христос? Всякого, кто исповедает Меня пред людьми, того исповедаю и Я пред Отцем Моим Небесным (Мф. 10:32), а противное тому – в случае отречения; и если они дали собственноручную подписку только не сходиться друг с другом, то и это то же самое. Ибо как они будут соблюдать сказанное Христом: приходящего ко Мне не изгоню вон (Ин. 6:37)? Приходит кто-нибудь, спрашивая и желая научиться истине, игумен ли или кто другой, что же ответит ему игумен? Очевидно, [это]: «Я получил повеление не говорить; и о, если бы только так! но и не принимать тебя в монастырь и не иметь общения». А Христос говорит: прими и научи, если кто поколеблется, не благоволит к тому душа Моя (Евр. 10:38). Итак, они дали подписку повиноваться императору вопреки Христу.

Вот что, братия и отцы, сделали они, как я достоверно узнал. И так как вы постановили, чтобы я высказал, что представляется мне, то я и объявил пред свидетелем Богом, взяв слово хранить это как тайну, из опасения искушения. Впрочем, вы, спасая, спасайте свои души, молясь и о мне, смиренном.

(268) Знай, чадо мое, что сопровождавший меня в ссылку добрый человек[701] опять пришел ко мне от царя с угрозою подвергнуть меня ста ударам за сделанные нами заявления, – хотя чиновник передал ему далеко не всё, – отнять двух братьев, Лукиана и Ипатия, все книги вплоть до Тропология[702], и не только это, но, если найдут, икону до энколпия и, наконец, деньги, оставив мне десять золотых. За это я возблагодарил благого моего Бога, знающего, что полезно, и сообразно этому, конечно, определяющего всё о нас. Чиновнику я ответил, что готов за имя Божие не только подвергнуться бичеванию, но и принять смерть.

В этом случае он поступил по своему желанию. Я изъявил свое согласие на то, чтобы с братьями был взят и Николай, но тот не принял предложения. Из книг он отнял «Лествицу»[703] и Тропологий. А относительно денег я ему сказал, что если бы я на них надеялся, то зачем всё это терпел бы? Разлучившись с ними, я остался с Николаем и с постоянно присутствующим при нас стражем. Молись усердно о том, чтобы мы проводили свою жизнь в терпении и благодарении и были вполне готовы ко всему печальному, даже смерти; наконец, и о том, чтобы мы не причиняли вреда друг другу, имея Бога посреди себя, ибо где Он, там всё легко переносится.

Поэтому мужайся и ты; конечно, и до вас дойдет искушение, ради которого, кажется, и отсюда буду переведен, но помощник тебе Господь, за Которого и страдания. Не бойтесь, чада мои, обычных угроз, ни даже ран, взирая на Христа, Который ради нас язвен бысть (Ис. 53:5), ни, наконец, смерти, ибо она – условие вечной жизни. Я в болезни, объят страстями, но, поддерживаемый молитвами вашими, блаженного отца нашего и всех братий, радостно подвергнусь даже чему угодно другому, только бодрствуйте в молитве, укрепляясь духом, чтобы по воле Божией быть готовыми на всё. (269) С приветствием передай это тайно δ и λ[704], Игнатию или какому-либо другому верному.

Бог по молитвам отца моего да будет тебе защитником и хранителем во всем.

С радостью я принял всё, что ты, чадо мое любезное, прислал мне: приятное и неприятное, радостное и печальное, подающее и отнимающее надежду, известное и неизвестное. Не стану говорить о твоих похвалах мне, жалкому, не делающему и, конечно, не сделавшему ничего хорошего на земле, хотя ты и привык преувеличивать мои достоинства из любви и веры. Видя, что твоя душа украшена ими, я прославляю моего Бога, утверждающего тебя в верности страху Его.