80. Они просили также, чтобы он сам продиктовал им письма и выразил словами, что ему угодно. Поэтому он пишет от лица их и вручает двум монахам для доставления послание, текст которого таков:
«Следуя Божественным заповедям и церковным правилам, которые ясно говорят, что не должно без согласия своего епископа ничего ни говорить, ни делать, ни исследовать и вообще рассматривать, что относится к догмату или какому-либо другому Божественному предмету спора, мы не можем в отсутствие патриарха [то есть Никифора] прийти и повиноваться вашему призыву, чтобы не навлечь на себя обвинения и не впасть в вину нарушения [закона]. Ибо мздовоздаятель за это есть Бог, Который не оставляет без наказания презирающих заповеди Его.
Поэтому извините нас, если мы отказываемся прийти, сознавая, что это было бы вредно для нас. В самом деле, что мы ответим или скажем вам, не имея своей главы, с которой каждый из нас соединен как члены и без которой остальное тело не может ничего совершать? Ибо все мы вместе и каждый порознь, великий и малый, связаны с патриархом, находимся и всегда будем находиться под его властью».
Когда это послание было доставлено оному скопищу негодных людей, то исполнило их неудержимого гнева, так что они и излили его на принесших, подвергнув их невыносимым побоям. Но они возвратились от лица беззаконных мужей с радостью, что сподобились потерпеть это за имя Господне.
81. Проповедник же Православия не переставал совершать обычное, также устами и руками[470] предлагая должное и опять открыто проповедуя учение истины. Поэтому тиран, не зная, что сделать, и не будучи в состоянии сносить дерзновение этого мужа, повелевает изгнать его из Византия, отправить в ссылку и содержать в тюрьме. Ибо, видя, что только он один почитался животворной искрой, он старался [удалить] его от православных, чтобы не было никого, кто противился бы его воле. Итак, получив приказ об этом, преподобный созывает к себе всех учеников и, сказав прощальное приветствие, указывает каждому в отдельности его обязанности и прежде всего другого заповедывает всем, чтобы по его отшествии никто не оставался в монастыре, [Col. 189] а чтобы каждый искал спасения, как может; ибо время, говорит, лукаво (Еф. 5:16) и ноги беззаконных весьма быстры (Рим. 3:15; Притч. 1:16). И наконец, поручив всех Богу и лучшим из братий, он удаляется из монастыря, со скорбию оставив их проливающими слезы и скорбящими. Немедленно принимает его местность около Аполлонии; [его] заключают под стражу в крепости, лежавшей на противоположной стороне озера и носившей название Метопы[471].
Ссылка и заточение преп. Феодора
82. Но, может быть, пока он был на свободе, тогда и проявлял в высшей степени свободное и ревностнейшее учительство, а будучи заключен в темницу, показал отсутствие ревности или стал нерадеть о проповедании, подобно кому-либо другому, кто стеснен местом и потому удерживает язык, как связанный с телом? Отнюдь нет. Но он оставался таким, как будто не потерпел никакой перемены, и всецело был предан [православному] учению, с одними беседуя устно о том, что полезно, с другими – посредством чернил и руки, двигая пером [и списывая] как бы со скрижалей ума, а с иными иначе, и как только представлялся случай, вообще же всем уделяя исходящую от него пользу, чтобы и находясь в заключении, всех соделать причастниками его слов и обычного учения.