– Не знаю. Может, в туалет приперло, – предположил я шепотом, крайне удивляясь такому повороту. Сложно было представить этого бритоголового Санту в моей уборной.
– А, вот они! – воскликнула радостная Галька, потрясая своей находкой. – А я уж думала опять похерила, и новые покупать придется. Ну ладно, я пошла, ты, это, зови если че.
– Угу, – буркнул я, закрывая за ней дверь.
Таинственного благодетеля в уборной не оказалось, за мольбертом, шторой и планшетами тоже. И когда я уже начал подумывать об алкогольном делирии, мне на глаза попался изящно сервированный завтрак.
Мог ли я сам все это себе устроить?
Исключено!
Во-первых, это не в моем стиле, я бы просто нарубал ломтями палку «докторской», а кофе заварил прямо в чашке. Во-вторых, я не имею ни малейшего представления, где продаются халаты.
Или теперь имею?
Отыскав кошелек, я судорожно пересчитал мятые купюры и понял, что не потратил за прошедшую ночь ни копейки.
– На что же мы тогда пили, пока шлялись по городу? Ведь я отчетливо помню, «Крымский погребок» и «Бехеревку», а потом еще какую-то приторную дрянь, ее особенно нахваливала прыщавая малолетка.
– Все чудесатей и чудесатей, – констатировал я, налив себе бодрящего напитка и отправляя в рот кусок ветчины.
Весь день я прослонялся по мастерской в бесплодных потугах осмыслить утреннее происшествие. Мне никак не давала покоя мысль о том, куда мог подеваться бритоголовый. Ну не в форточку же он сиганул, в самом деле? Вся моя мастерская – это крошечная прихожая, санузел и сама комната с двумя окнами, без какого-либо дополнительного выхода.
– Может, он ушел, как только я скрылся в душе? Но зачем?
Абсурдность ситуации, похмельное недомогание и ощущение, что я теряю связь с реальностью, сводили меня с ума. Я стал названивать Сене и Кире, в надежде разжиться новыми подробностями наших вчерашних похождений. Но, как выяснилось, события этой ночи, из их голов, как и из моей, странным образом выветрились.
Сеньку Кира нашел только ближе к обеду, у той самой девчонки, с которой они вчера познакомились. По словам Кирилла, она оказалась славная, отпаивала нашего героя-любовника рассолом, и если бы не прыщи – сошла бы за красавицу. Но вот беда – малолетка, кроме Сени, вообще никого не помнила, утверждала, что они гуляли вдвоем. Кире пришлось долго ее убеждать в том, что они знакомы.
Выходило, что гуляли мы хорошо, задорно, с размахом и чувством, можно сказать, но кроме этого общего ощущения у нас в памяти больше ничего не осталось. Я один помнил импровизированные сани из картонки, Аничков мост и его жеребцов с погонщиками, Невский и распевание песен на Итальянской. И уж конечно, ни у кого в памяти не остался лысый мужик, хотя прыщавую запомнили все.
Не в состоянии и дальше продолжать мозговой штурм и, желая отвлечься от мыслей о бритоголовом, я набрал Галю.
– Спишь? – спросил я, когда в трубке раздалось усталое «ало»
– Нет, а че?
– Можешь приехать?
– Сейчас что ли? – не сразу ответила Галя
– Сейчас.
– А у тя пиво есть? – с надеждой спросила она больным голосом.
– Я куплю, ты только приезжай.
– Лады, уже выхожу.
Я спустился вниз, взять Гале пару бутылок пива, а себе минералку.
Первое, что я испытал, выйдя на улицу – испуг.
Набережная Фонтанки, на которую выходила моя мастерская, была неестественно пуста. Дома, укрытые белыми пуховиками снега, смотрели на меня пустыми распахнутыми окнами, ни в одном из них не было и намека на движение.
Замерло дыхание некогда шумного города, его неоновое сердцебиение потухло, обездвижился сам воздух. Апогеем этого застывания был витающий пух снега, который мерно покачивался в воздухе, не собираясь падать на черный асфальт.