– Так, – сглотнул я, начиная понимать, куда он клонит.

– Ты, верно, думаешь, что я тебя тут мистификациями балую? А я скажу, что это, пожалуй, и есть настоящее волшебство, истинно правдивое и чистое в своей простоте. Оно совершается ежедневно, сотнями людей, не осознающих, что творят его. Эта простая и порой незримая магия оставляет след на всем, к чему они прикасаются, не только своей рукой, но и мыслью.

– Вы что же, волшебник?

– Я всего лишь человек, способный творить. Но творить для меня почти то же, что и колдовать. На самом деле, многие люди могут делать то же самое, – проговорил он вкрадчиво, установив на свободный мольберт ожидающего чуда Псоглавца.

– Сомневаюсь я в этом. Для большинства людей ваша магия запредельна и недоступна.

– О-о-о, – усмехнулся мой собеседник. – Магия общедоступна, как и русский язык. Скажи, многие владеют им в совершенстве?

– Ну, я точно не владею.

– Что же тебе помешало?

– Не знаю даже, – я глуповато поскреб свой давно не стриженый затылок, – наверное, упорства не хватало. Видимо, я лентяй.

– Я бы так не сказал, – хмыкнул Олег Владимирович, обводя взглядом заваленную работами комнату. – Думаю, сухие правила грамматики были тебе недостаточно интересны. А интерес важен, – поднял он палец к потолку. – Очень важен. Все, к чему мы испытываем стойкий и неподдельный интерес, рано или поздно поддается нашему упорному натиску и раскрывается во всей своей первозданной сути. Так же и с магией. Желание постичь ее природу и нацеленность на результат – вот, что требуется для сотворения чуда. Ну и, конечно, вера, здесь она имеет огромное значение. Если в существование грамотных людей пока еще верят, то с волшебниками дела обстоят иначе, – Олег Владимирович резко встал, и стул издал надрывный протяжный стон, выведший меня из трассового состояния.

– Что нам стоит дом построить – нарисуем, будем жить, – проговорил я старинную присказку, осмысливая ее по-новому. – Олег Владимирович, я – не вы. Я так не умею.

– Ты уже это делаешь. И нас не так уж и многое отличает друг от друга. Я лишь осознаю и контролирую все процессы. А ты – нет.

– Действительно, какая малость, – брызнул я саркастически. – Научите?

– Боюсь, научить этому нельзя, – неожиданно печально изрек мой новый друг. – Магия осваивается исключительно опытным путем, а передать можно лишь знания. Все что я могу для тебя сделать – это быть рядом, когда мир вокруг тебя начнет расширяться и выходить за пределы твоего разума. Слушай мои советы, Витя, и делай по-своему, – добавил Олег Владимирович, направляясь к двери.

В этот момент я вдруг отчетливо понял – вот оно, то место, в котором окончательно рвется ткань моего бытия.

11. Глава 9 Аметриновые глаза.

Олег Владимирович ушел, оставив меня в зыбком, туманном состоянии. Сидя на стуле, том самом стуле, на котором возвышалась его могучая фигура, я отстраненно наблюдал, как сквозь белесую муть моего сознания начинают проступать ясные, почти телесные образы. Как с треском рушится оттесняемый ими мир, не лишенный лирики, но все же мрачный, реальный и осязаемый. И так сильно устрашил меня отрыв от реальности, что я стал пятиться в глубины прошлого, пока не наткнулся на старое, детское воспоминание о родителях. Оно было таким гнусным и неаппетитным, по сравнению с многообещающими миражами будущего, что я вновь отдался плавному, тягучему течению вперед, к неизвестному.

Так я посидел до глубокой ночи, витая в сказочных, сотворенных мною же дальних-далях. Затем встал, надел парку, затянул в хвост отросшие волосы и вышел в ночь. Она была энигматически-притягательная, пронзительно-чистая и морозная. Скамейки в моем пустынном дворе искрились под толстыми снежными пуховиками. Я расчистил одну и уселся, словно на трон. Посидел так какое-то время, вдыхая крупицы волшебной пыли, роящиеся в зимнем тихом воздухе, потом встал и пошел вдоль Фонтанки в сторону Марсова поля.