В итоге дело замяли. Старик все-таки стал депутатом. А Барса перевели в новую школу, где Ольга Владимировна принялась перевоспитывать его. Даже как-то вызвала отца в школу. Но после того, как он при ней ударил Барса, поняла, что лучше Сперанского не трогать. Только хуже будет. И Барс был благодарен ей за то.

– Надеюсь, ты не врешь и действительно болеешь, – сказала классная напоследок, а Барс только хмыкнул. Врал, конечно. Но у него сегодня крутая подработка была – не до школы. В «Галактике» открывался новый крутой гипермаркет, и нужно было кучу всего перетаскать – за это обещали двойную оплату.

Он оседлал байк и домчался до торгового центра за четверть часа. Переоделся в рабочие штаны и куртку и вместе с остальными мужиками направился к машинам. Однако его поймал какой-то лощеный тип в модном пиджаке и с усами, как у сутенера. Видать, кто-то из руководства. И въедливым тоном поинтересовался:

– Тебе восемнадцать-то есть?

– Есть, – невозмутимо ответил Барс. Он знал, что выглядит старше своих лет. Еще и в спортзале качается.

– А ты уверен?

– Еще бы.

– Паспорт покажи, – потребовал он.

– На работу документы не беру.

– Все в порядке, Антон Валерьевич, – вмешался старший грузчик – мужчина в возрасте, которого Барс уважал. – Взрослый он. Не переживайте.

– Ну смотрите, – недовольно сказал Антон Валерьевич, чье имя у себя в голове Барс уже вполне интересно срифмовал. – Мы несовершеннолетних не нанимаем.

Он ушел, а старший грузчик потрепал Барса по плечу.

– Давай-ка работать, парень. Знаю, что школьник сопливый, но ты это, в университет-то поступи. Не всю жизнь тяжести ведь таскать, верно?

Барс пожал плечами. Про универ он не загадывал.

Домой он приехал уставший, как пес. Покормил животных, выгулял Лорда, себе, по обыкновению, купил шаурму. Сидел на подоконнике, пил энергетик и смотрел на окна синеглазки. Она тоже сидела на подоконнике, но его не видала. Сначала Барс не понимал, что с ней – даже обидно стало, что не замечает. А потом увидел, что она закрыла лицо руками. И, кажется, стала плакать.

Барсу стало не по себе. Он вообще не любил, когда девчонки плакали. Сразу вспоминал слезы матери и злился. А тут растерялся. Внутри откуда-то взялось желание успокоить синеглазую, но как ему это сделать? Да и вообще, он что, должен ее успокаивать? Она ему никто.

  А может, ее обидел кто-то?

«Стоп, – сам себя мысленно прервал парень. – Девчонки все время плачут из-за ерунды. Эта не исключение».

Перед сном он все же взял лист, черный маркер – единственный в доме. И написал крупными буквами: «Плачут только дуры». Потом понял, что звучит грубо, взял другой лист, подумал еще немного и написал другое: «Сильные не плачут».

– Черт, фигня какая-то, – вслух произнес Барс, а Обед, явно выражая с ним солидарность, принялся драть лист когтями. Лорд тут же поддержал его гавканьем.

– Тихо! – велел Барс. Сейчас всех соседей перебудит своим лаем, они опять к нему жаловаться придут.

Пришлось писать третий раз.

«Не плачь».

Он прилепил лист к окну и пошел спать. Синеглазая вновь снилась ему. Сидела у него на коленях, обнимала за шею и смеялась. От нее пахло солнцем и виноградом – это был далекий запах из детства, когда Барс с матерью был на Кубани у дальних родственников, у которых был свой сад.

На следующий день он опять не пошел в школу – нужно было доработать в гипермаркете, который открывался сегодня вечером. А с самого утра его доставала Вика. Позвонила, когда он гулял с Лордом, и устроила настоящую истерику. Мол, он ей на сообщения не отвечает, не звонит, доброе утро не желает, и вообще, не уделяет ей внимания. Знает же прекрасно, что он работал! Какого фига достает?