– И че, купила рыбу? – дослушать до истории знакомства бабушки соседки с Буденным Гале не хотелось.

– Да чтоб она сдохла!

– Кто?

– Кто-кто? Дереза эта: «Эх, скучно вы живете». «Ничего не скучно, а очень даже дружно да весело», – соседка могла наизусть не только пересказать любимый мультфильм, но и озвучить его, как артистка, и даже справиться с немудреной хореографией козы. Гали вновь вмешалась:

– Обвесила?

– Еще чего! Я очка мимо не пронесу. Фу, как у тебя жарко! – догадавшись снять шубу полностью, Ольга оттянула воротник свитера.

– Топят до одури, – объяснила Галя.

– Не, это я в маршрутке угорела. Рядом сел один – чистый тройной одеколон, – она помахала перед носом. – Мне б от своего на рынке отдохнуть, а тут: шофер музыку врубил, машина укачивает, мужик дышит, топка надрывается, пробка стоит. Всё в одну посуду. Даже шуба вспотела. Еле я доехала. А помощник гуляет.

– Ты про сына или про мужа?

– Да про какого мужа? – река приблизилась к водопаду. – Говорю же, очки мои уехали с ним в машине. Не вижу даже, где этикетка. Сыну, сучьему отродью, навешала, что б знал! Да еще эти круги наворачивают. Я кульки давай разбирать, а там душок – мать честна́я! Я кричать, а у кошек хвосты от страха, как у белок. Чтобы этой золотозубой самой такую рыбу есть! И что делать? Яйца ведь купить забыла. Да еще звери душу вынимают. Я хвосты отрубила, пусть знают, что мамка пришла.

– Кошкам? – выпучив глаза, Галя даже выпрямилась.

– Ну а кому? Что б не орали, – Ольга сняла и свитер, осталась в нательной майке. Женский дух стал еще отчетливее. Галя пересела на стул:

– И что, перестали?

– Ага. Как же! Пришлось еще и головы отрезать.

– Не жалко?

– Как не жалко: столько денег уплочено. И ухи не будет.

– Какой ухи?

– Думала, нажористой, а теперь – только на засол.

– Ты про рыбу?

– А ты про что?

– Я про кошек.

– При чем тут кошки? Они пуза набили и сразу с ума сошли: залезли на полки, как в плацкарте едут. А тут еще этот со своей шеей! У меня аж голова разболелась. Так жалко.

– Сына?

– При чем тут сын?! – Водопад оказался Ниагарским – и брызги во все стороны, и пар: – Настроилась на пирог, а ни яиц, ни муки. На этот рынок только зайди! А дома – шея! И очки не вернулись! Я в аптеку. Прихожу, ей, вот как тебе, все рассказываю, а она смотрит, а глаза такие честные. Ты посмотри, че она там дала?

Галя взяла пузырек и сморщилась:

– Это валерьянка.

– Кому?

– Тебе.

– А мне-то зачем?

– Ты же сама сказала, сердце щемит.

– Ниче у меня не щемит, просто я же тебе объясняю: сметаны нет, яйца забыла, муки мало.

– Ну вот: снова-здорово. Некогда мне. Я тут вспотела, а теперь уже остыла.

– Ясно: как выходной, так не продохнуть. Это потому, что ты баба.

– А ты че, мужик, что ли?

– Еще не хватало! Давай пузырек. – Ольга побулькала жидкостью: – Эх, нет мебели, и это не обстановка. Пойду кошкам дам. Пусть не орут, дуры жадные. Заодно и сыну налью, без пирога он расстроился больше, чем от шеи. И сама выпью; говорю же – плохо мне, аж в груди щемит. Это ты правильно сказала. Чем в поликлинике польта вешать, лучше шла бы работать в нашу аптеку.

На этом соседки и расстались.

В одном из московских дворов в канализационном люке завелась золотая рыбка. Ее обнаружили сантехники, после чего они стали начальниками ЖЭКов. С тех пор люк перестали закрывать, поставили по периметру загородку, и целыми днями там толпился народ, ожидая исполнения желаний. Пару раз рыбку выкрадывали для личного пользования, но в домашних аквариумах она переставала работать, в отместку ее спускали в унитаз, и она возвращалась на старое место – в канализационную дыру возле детской площадки, где несколько чахлых тополей и облупившаяся скамейка. Весь тротуар был уставлен машинами. Дворники ругались из-за скопления людей, но не сильно, потому что работали последние дни. У них уже были куплены билеты домой в Горный Бадахшан, и кошельки приятно распирались купюрами.