Какое же наслаждение – выйти покурить, когда никто не мешает. Не порицает, не требует почитать, попить, помочь с домашкой.

С балкона было видно многое. Вот порхает по крыше школы тамошний завхоз. Вот тетенька в оранжевом жилете, поднимая тучи пыли, самозабвенно бреет лысый газон около детской площадки. Вот рабочие красят асфальт черной краской.

Стоп. Асфальт? Черной краской? Совсем съехали с этими выборами. Видимо, на нашем участке кто-то из начальства будет голосовать.

Лена издала неодобрительный хрип и презрительно поджала губы. Так, что еще у нас тут?

Ворона клюет труп голубя. Идущая мимо девушка остановилась и показала вороне средний палец. Ворона оскорбленно отвернулась и продолжила клевать труп.

«Мило», – подумала Лена и вдруг зацепилась взглядом за какой-то предмет на детской площадке, знакомой Лене каждым своим унылым камешком, каждой трещинкой на убогом покрытии. Мешали раскачивающиеся на ветру деревья, тем не менее Лене удалось разглядеть, что это был человек. Он лежал не двигаясь. Мимо шли люди: вот мальчик с самокатом подъехал, остановился и уставился. Вот мальчика увела мама.

Лена поколебалась и достала из кармана телефон, но через мгновение убрала его обратно.

Она не очень любила взаимодействия с окружающим миром. «“Окружающий мир” – это полная фигня, ненавижу», – говорил когда-то ее младший сын. «Эх, душечка моя, – думала тогда Лена, – знал бы ты, как мало твой учебник по этому странному предмету отражает подлинную фиговость окружающего».

Однако уже спустя несколько минут она все же звонила в «Скорую».

– Да. Ленинский, 89 дробь 2. Во дворе лежит человек, кажется, без сознания. Ну я с балкона вижу его. Да, сейчас спущусь.

Это оказался мужчина. Молодой, чисто одетый, на ногах дорогие кроссовки.

– Эй! – она присела на корточки и неловко пихнула его.

Мужчина не реагировал. С облегчением Лена заметила, что он все-таки дышит, и начала трясти его за плечи.

Мужчина не реагировал.

Минут через двадцать приехала «Скорая», и врач-великан так его тряханул, что мужчина пришел в себя. Теперь он бродил по детской площадке, пытаясь не упасть и все-таки иногда падая, а потом мучительно вставая снова. Лена подошла к нему.

– Как тебя зовут? Где ты живешь?

Мужчина поднял голову и попытался сфокусировать на ней взгляд.

– Как тебя зовут? Я Лена. Как тебя зовут?

– Кирилл.

– Сколько тебе лет?

– Двадцать семь.

– Как тут оказался?

– Не помню.

Порывшись в карманах, Лена извлекла чупа-чупс.

– Держи. Сейчас. Ты. Это. Съешь. А потом расскажешь мне, что с тобой. Понял, Кирилл?

Кирилл взял протянутый ему леденец и сунул в рот вместе с оберткой, потом смущенно вынул, содрал зубами обертку и с хрустом сжевал.

– Спасибо. А сигареты нет?

Вздохнув, Лена протянула ему сигарету. Он начал ощупывать карманы в поисках зажигалки.

– Ох, телефон спиздили…

Лена вдруг почувствовала себя страшно уставшей. Ей захотелось пойти домой и лечь спать.

– Что ты съел? Алкоголем не пахнет.

Кирилл опустил голову и пробормотал:

– Четыре таблетки феназепама.

– Ну дура-ак! Где ты живешь?

– Не помню.

Лена не очень-то понимала, можно ли ему верить, а также совершенно не знала, с какой целью можно взять и выпить четыре таблетки. Разве от него есть какой-то кайф? Или он так самоубивался? Тогда почему только четыре?

Вздохнув, Лена пошла поговорить с врачом. Врач благодушно, но не без цинизма, сказал, что все, что они могут – это доставить его в Склиф. Где его поставят на учет.

Лена вернулась к Кириллу, который успел докурить свою сигарету и теперь пытался на четвереньках добраться до урны.