– Зипунов нету – там жары, голова спечётся! – вмешался Раздайбеда. – На бёдрах носят драную ветошку – то и все зипуны тебе.

– …и бабы так? – задумался вслух Аляной, но Раздайбеда смолчал.

– Ещё Ерушалим есть! – вмешался в разговор Тимофей, хрустнув двумя азовскими орехами, зажатыми в руке.

Тут же высыпав скорлупу вперемешку с ядрами на стол, добавил:

– …раздухарились, как и Крым прибрали, и Царьград… В ухе звенит.

– Аку-у-уля… – пропел Аляной примиряюще.

Едва Тимофей взялся за другие два ореха, Дронов толкнул Раздайбеду:

– А как ваши реестровые сечевики поглядят на то, чтобы имать Крым? Что скажете, браты?

– Полковникам-атаманам нашим нынче не до того! – отвечал Раздайбеда. – А мы с братами-донцами – завсегда. Сжечь бы ту Таврию всю! Сколько ж народа руського замело туда, господи помилуй!

Тимофей всё так же, будто лениво, колупал орехи, но не ел их, а раскладывал скорлупу в один край, а плоды – в другой.

…вошёл сосед Корнила Ходнев.

Поздоровался, перекрестился, поклонился.

Садиться не стал. Стоял у оконца. Оглядывал застолье.

Корнила был чуть вытянут головою. Щёки – впалые, нос хрящеватый, бороду стриг коротко. Края же глаз и брови имел приспущенные, что придавало его лицу выражение обманчиво добродушное. Происходил он из черкесов.

Корнила и Тимофей на многие поиски ходили неразлучны.

– …наша реестровая старши́на пришла на сейм, – делился вестями Раздайбеда, попеременно переводя взгляд с Тимофея на Аляного, на Трифона, на Дронова, и всем телом поворачиваясь к Ходневу, – и на сейме потребовала, чтоб её уравняли со шляхтой! И чтоб казаки со шляхтичами вместе избирали короля.

– Казаки чтоб избирали? – переспрашивал, расплёвывая рыбьи кости, Трифон Вяткин.

– Старшина казацкая!

– Самого короля? – снова переспрашивал Трифон.

– Короля!

– А чему ты поразился? – говорил Трифону дед Ларион. – На Земском соборе государя нашего Михаила Фёдоровича избирали кто? Донцы!

– И то верно, – легко согласился Трифон, сразу почувствовав к запорожцам снисхождение. – Дед Ларион государя у нас избирал! – пояснил он им, как глуховатым. – А чего вашей старшине сказывали в том сейме?

– Отвечали, чтоб шли они до своих куреней, и выбирали лутчего порося, и вертели ему хвост в тридцать три завитка, а короля – без их собачьего разумения изберут! – ответил гулко Раздайбеда.

Аляной, Вяткин и Дронов от души рассмеялись, Тимофей с Корнилой – нет.

– А старшина? – с натёкшей от смеха слезой допрашивал Трифон.

– А старшина составила грамотку, – всерьёз отвечал Раздайбеда. – Надеемся, писано в той грамотке, будет избран такой король, что сохранит народу руському прежние вольности и упасёт православную веру от униатского унижения. Казачество за то будет королю служить верно.

– Акку-у-уля… – пропел Васька Аляной. – Смоленск навоевали королю, а то и ещё чего навоюете!

Раздайбеда повернул свою огромную, как колода, голову к Аляному.

– А чего ты зенками ворочаешь, Дёма? – спросил Аляной, вмиг осерьёзнев. – Под руський Смоленск сечевики являлись, али нет? Донцев тогда отговорили в брань впутываться, а сами – тут как тут! Королю посполитному послужить!..

– А мне деды сказывали иное!.. – Раздайбеда распрямился, невольно двинув длинный стол; вино плеснуло из нескольких кружек, а скорлупа орехов, колотых Тимофеем, ссыпалась на пол и ему на ноги; но тот не шевельнулся, чтоб отряхнуться, и его руки стали пугающи своей недвижимостью. – Помню, как ране донцы сажали то ляшских самозванцев, то ляшских королевичей на московский престол! А то и ляшку Маринку Мнишек – в руськие царицы! Бабу ж ту донцы привели под руки в Москву!.. Разве ж вру я, Тимоха?