Первую половину дня её мутило, но к обеду потихоньку начало отпускать.

Правда теперь ее тошнило от клиентов, с которыми приходилось общаться. Хорошо хоть по телефону, а не лично.

К концу рабочего дня Юнона подошла к начальнице — Вере Сергеевне и попросила отпустить ее завтра на пару часов.

— Мне бабушку отвезти. В больницу. Надо. — Не глядя в глаза прошептала Юна, чувствуя, как ее вновь начинает тошнить от начальственных духов.

— Конечно-конечно, — пропела Вера Сергеевна, еще не узнавшая о разрыве подчиненной с самым главным шефом. — Хоть на три, хоть на четыре. Я тебя лично подменю, не переживай.

Юнона скривилась, и вздохнула. Ну вот, пока все думают, что она и Добровольский по-прежнему живут вместе, так и заискивают перед ней. А вот интересно, будут ли они так же лояльны, когда узнают, что отношениям конец?

Вопрос конечно риторический. Можно не отвечать.

А завтра она узнает наконец точный срок беременности и встанет на учет.

У лифта Синицыну нагнали девчонки из отдела маркетинга. Люська и Сонька Капустины — две близняшки.

— Юныч, погодь, подь сюды!

— Ась?

— Ой, ты чего такая бледная?

— Да шаурмой отравилась. Наверное.

— А ты случайно не беременна?

Синицына закатила глаза и даже языком цокнула от досады.

— Точно? Ну смотри... а то мы сегодня в клуб идем. Давай с нами?

Юнона вздохнула и покачала головой.

— Я ж говорю шаурма, — развела она руками.

— Ну-ну... — в унисон улыбнулись сестры и потащили ее за собой в лифт.

— А твой-то в курсе? — подмигнула одна из сестер.

Кажется Люська.

— Я же сказала, траванулась я, — рявкнула Юна и вырвавшись потопала к лифту.

Кажется, у нее началась совсем другая жизнь. И что-то пока она не очень-то ей и нравится.

***

Синицына рассчитывала, что она, как настоящая, взрослая и самостоятельная женщина к врачу пойдет с мамой. Но у той случился форменный форс-мажор на работе и пришлось Юне идти одной.

Ну не бабушку же с собой брать, честное слово?

Да она там половину больницы расформирует и сформирует заново. Попутно научит всех беременных и не очень женщин игре в покер, и вдобавок всех обдурит, что может вызвать у особо впечатлительных дам преждевременные роды. А это уже чревато последствиями.

Папу тоже не возьмешь, разволнуется, как красна девица на выданье, отпаивай его потом валерьянкой. Он и так вчера напился с горя. Все поверить никак не мог, что его маленькая, почти тридцатилетняя доча, в положении и скоро сама станет мамой.

Подруги все, как порядочные, работают. А нет, одна с соплями сидит дома. Точнее сопли не у нее, а у троих ее детей, но сути это не меняет. Сидит короче говоря.

В общем идти пришлось одной, и от этого Юноне стало вдруг грустненько. По пути в консультацию она зачем-то, по мановению какой-то волшебной силы под названием токсикоз, забежала в торговый центр и еле-еле успела до кабинки туалета.

— Это что же за жизнь-то такая, а? — устало спросила сама себя в отражение зеркала и горестно вздохнула.

А ведь мама говорила ей брать везде с собой пакетик, а Юна пальцем у виска крутила. Зря. Мама знает, мама практиковала.

Выход на улицу пролегал мимо хозяйственного магазина, и она бы прошла мимо, по-любому бы прошла. Если бы не одно «но». Запах мыла и бытовой химии буквально ворвался в ее сердце через ноздри, да так там и остался. Казалось, что навсегда.

Любовь к коричневому куску мыла проснулась внезапно и так остро, что Юне больше всего на свете захотелось втянуть носом весь спектр его запахов, насладиться всеми красками столь яркого букета ароматов и буквально вонзиться, нет, вгрызться в него зубами и есть, и есть и есть...